– Вот уж не повезло!

К тому времени, как Николас нашел повозку Айронвуда в хаосе беженцев-погорельцев, темень стояла почти непроглядная. По словам Софии, они остановились в «захудалой таверенке» под название «Горлица», находящейся за пределами города – на окраине района, где в Эттино время располагался финансовый квартал. Сайрус Айронвуд не поскупился, уговорив хозяина выделить своей семье комнаты на мансарде на три ночи, пока его семья со слугами спали в погребе.

– Почему просто не купить дом в городе? – поинтересовалась Этта, вспоминая историю Николаса. Очевидно, семья могла себе это позволить.

– Дедушка делает запросы о доступной недвижимости, – напряженным голосом объяснила София. – Он решил перевезти нас в эту эпоху в обозримом будущем, и ему нужно постоянное жилье. Сейчас он хочет, чтобы мы отправились в «Горлицу», туда мы и поедем.

– Ты как, мечтаешь насладиться «неотесанной» жизнью? – выгнув бровь, поинтересовалась Этта.

Их путь пролегал вдоль «старого почтового тракта», как выразился кучер. Этта узнавала названия, когда они окунулись в гущу этого Манхэттена, – Уолл-стрит, Бродвей. Но как только они миновали общинные земли – зеленый парк, переполненный беженцами-погорельцами, их спасенными пожитками, солдатами, пытающимися держать их в узде, – город превратился в сельскую местность.

Пустую.

Холмистую.

Сельскую.

Этта изумленно покачала головой.

– Знаю, – задумчиво пробормотала София. – Большое искушение купить несколько участков и придержать пару столетий.

В городе – в ее городе – привыкаешь перемещаться в тени гигантских зданий, жертвуя видом на звезды в угоду световому загрязнению. Но здесь небо было голым, нетронутым, мерцающим тысячью огней; кроме редких домов, то маленьких, то больших, было не на что посмотреть. Этта услышала блеяние овцы и ржание коня, тихое журчание ручья.

Она скучала по стремительному пульсу жизни дома; по поднимающемуся от асфальта жару, по отблескам солнечного света в бесконечных окнах, по толпам; постоянному гулу движения, сигнализации, поездам.

Это скоро закончится, напомнила она себе.

Надеюсь.

Напряжение, свернувшееся в животе, распространилось по венам, как паутина, слишком липкая, чтобы полностью от нее избавиться. Этта попыталась представить, как будет выглядеть этот «дедушка», что он о ней подумает, но у нее были только описания Софии и Николаса; вместе они рисовали в ее воображении довольно яркий образ старика с окровавленным мечом, сморщенным комком пепла и льда вместо сердца, с клыками и когтями.

«Дыши, – думала она в отчаянии, – размеренно». Что еще она могла сделать? Любые сведения, которые она сможет из него выжать, помогут ей сбежать, выяснить, как вернуться к Элис.

«Горлица» оказалась дальше за городом, чем она ожидала. Большую часть поездки она пыталась, ориентируясь по Ист-Риверу, понять, где именно они находились – к востоку, но все же недалеко от центра – может быть, на Лексингтон-авеню или на Третьей?

– Что это? – спросила она, наклоняясь вперед, чтобы получше разглядеть созвездие маленьких костров впереди.

Николас склонился к ней, вглядываясь в темноту, его теплая рука коснулась ее руки.

– Лагерь Королевской артиллерии, если я ничего не путаю.

Николас не перепутал. Когда они подъехали ближе, в лагере пылали факелы и фонари. За впечатляющим рядом пушек виднелись ряды фургонов, телег, стойл, белых палаток. Все простые постройки, что могла видеть Этта, были обрамлены деревьями, еще не изрубленными на дрова, сложенные неподалеку.

«Горлица» стояла прямо напротив лагеря, прижимаясь к грунтовой дороге. Свечи в окнах освещали простой деревянный фасад, Этте она скорее напомнила большой колониальный дом, чем таверну. Двухэтажный, не считая мансарды, чуть накренившейся вправо. Кто-то пытался прибавить дому шарма, выкрасив ставни красной краской. Деревянная табличка, висевшая над улицей, качнулась, когда мимо прошествовала София. В темноте вырезанные на ней парящие птицы казались скорее воронами, чем горлицами.

– Пошли, – сказала София, когда кучер спустил ее из повозки.

Этта тащилась за нею, раздираемая шипами нетерпения и беспокойства; почему бы ни трепетало ее сердце, она была уязвлена самой силой этого чувства. От волнения при мысли, что ее ведут в центр этой таинственной истории, ее тошнило и скручивало живот гораздо сильнее, чем от страха того, что Айронвуд на самом деле от нее хотел.

Вот оно.

Она может вернуться домой.

Вот оно.

Придумать, как спасти Элис.

Вот оно.

Просто нужно размеренно дышать.

Николас встал рядом с нею, глядя в окна таверны. Было темно, но свет фонарей отражал тепло его кожи. Этта быстро отвернулась: девушка знала, что он мог прочитать ее встревоженное выражение так же легко, как она читала его, и не могла смириться с мыслью, что он снова увидит ее слабой.

– Это единственный выход, – сказал он.

Этта кивнула, расправив плечи.

Шум из таверны выплеснулся на дорогу, словно замысловатый аккорд, когда посетитель, солдат, совладавший только с одним рукавом кителя, вывалился наружу. Пригладив парик, он шатко повернулся, уставившись сначала на Софию, а потом на Этту.

– Привет, дамочки… – тихо начал он.

Этта отступила назад, столкнувшись с твердым теплом. Руки Николаса слегка сомкнулись вокруг ее локтей, и она преодолела этот последний шаг мимо солдата к двери.

– Доброй ночи, сэр, – твердо сказал Николас. Потом открыл дверь, выпуская душный воздух, скопившийся внутри.

– Не смотрите на них, – сказал он. Этта едва расслышала его за ревом разговоров.

Уже перевалило за полночь, но внутри оказалось полно солдат и простолюдинов, сгрудившихся вокруг столов, с хрустом отрывающих себя от стульев, чтобы доковылять до бара. Она глубоко вдохнула; воздух был пропитан воском капающих свечей, кисловатой вонью тел с хмельной каплей эля. Подол ее платья за что-то зацепился, и, выдергивая его, Этта снова наткнулась на Николаса. Девушка наклонилась, чтобы отцепить ткань, и подпрыгнула, когда ее рука коснулась теплой влажной кожи. Николас резко вздохнул и наклонился, откидывая мясистую руку. Солдат, казалось, пропотел каждой влитой в себя каплей спирта; его рубашка пропиталась под мышками и вдоль спины.

– Не останавливайтесь, – пробормотал Николас. Этта попыталась обернуться, чтобы пронзить мужчину взглядом, но Николас направил ее к лестнице в задней части комнаты.

– Я бы справилась, – проворчала Этта.

– Знаю, – ответил он, его дыхание коснулось ее кожи. – Я проявил к нему незаслуженную благосклонность. Но если вы жаждете крови, на обратном пути я награжу его шрамом на память.

Слова пронзили ее. Этта так быстро повернулась на нижней ступеньке, взметнув тяжелым платьем в другую сторону, что ему пришлось придержать ее. Сила и тепло его рук просачивались сквозь платье, корсет, сорочку, но она едва ли заметила. Наконец они стояли лицом к лицу.