Этого момента Пушкин ждал, предчувствовал его и по-своему выразил в молитвенном прошении в «богопротивной» «Гавриилиаде»:

А под сводами церкви звучала молитва священника: «Господи Боже наш, во спасительном твоем смотрении ныне рабы твоя, Александр и Наталья, якоже благословил еси сочетатися друг другу, в мире и единомыслии сохрани; честный их брак покажи; нескверное их ложе соблюди; непорочное их сожительство пребывати благоволи, и сподоби их старости маститей достигнута чистым сердцем делаюша заповеди твоя».

Во время венчания, когда молодые шли вокруг аналоя, с него нечаянно упали крест и Евангелие. Пушкин, на что все обратили внимание, побледнел. В довершение погасла свеча у него в руке, а шафер устал держать венец над его головой и попросил замены, что было нарушением обряда. Выходя из церкви, Пушкин сказал: «Tous les mauvais augures[41]».

Из церкви молодые поехали на первую семейную квартиру. Еще 23 января 1831 года Пушкин подписал договор о найме второго этажа дома на Арбате, принадлежавшего губернскому секретарю, карачевскому предводителю дворянства Никанору Никаноровичу Хитрово и его жене Екатерине Николаевне, урожденной Лопухиной. Дом был снят на полгода за две тысячи рублей. Сами хозяева жили в ту пору в своем орловском поместье Дроново, а в московском доме осталась их экономка. Все дела Пушкин вел с поверенным Хитрово Семеном Петровичем Семеновым. Он присмотрел дом Хитрово, вероятно, еще в конце предыдущего года, уверенный в скорой свадьбе. Расположенный неподалеку от дома Гончаровых, в сердце старой Москвы, между церквами Николы в Плотниках и Святой Троицы, в приходе которой он состоял, дом на Арбате во всех смыслах устраивал Пушкина. В «Книгу, данную из Московской городской шестигласной думы маклеру Анисиму Хлебникову, для записи в оную в сем 1831 году условий с тем, чтобы таких актов в коих заключается о продаже или уступке от одного лица другому недвижимого имения…», под десятым номером внесен текст договора, подписанный Пушкиным: «1831-го Года Генваря 23-го дня я нижеподписавшийся Г-н Десятого класса Александр Сергеев сын Пушкин, заключил сие условие с служителем Г-жи Сафоновой Семеном Петровым сыном Семеновым по данной Ему Доверенности от Г-на Губернского Секретаря Никанора Никанорова сына Хитрово в том, что 1-е нанял я Пушкин Собственный Г-на Хитрово Дом, Состоящий в Пречистенской части второго квартала под № 204-м в приходе Троицы что на Арбате, каменный Двух этажный с антресолями и к оному принадлежащими людскими службами, кухнею, прачешной, конюшней, каретным сараем, под домом подвал, и там же запасной амбар, в доме с мебелью по прилагаемой описи сроком от выше писанного числа впредь на шесть месяцев, а срок считать с 22-го Генваря и по 22-е ж Июля сего 1831-го Года по договору между нами за две тысячи рублей государственными ассигнациями…» Аванс в половину суммы, то есть тысячу рублей, Пушкин заплатил при подписании договора, а остальное должен был внести по истечении трех месяцев.

Пушкин занял весь дом с прилегающими строениями, за исключением нижнего этажа, где находились комнаты для экономки и покои для хозяев на случай их приезда, а также мезонина над людской, где помещалась хозяйская прислуга. Он принял дом по описи, обязуясь «содержать во всей чистоте и целости как мебель, так равно и службы». В случае пожара по вине Пушкина или его слуг, «чего Боже сохрани», он должен был уплатить хозяину 50 тысяч рублей; если же «пожар последует от молнии, соседей, или от людей Г-на Хитрово», то «ему не отвечать».

В первой половине февраля Пушкин переезжает в дом на Арбате. Это было его первое в жизни собственное жилье. Если до того Пушкин мог обходиться услугами одного своего давнего и верного слуги Никиты Козлова, то теперь он нанимает целый штат: экономку Марию Ивановну, дворецкого Александра Григорьева, повара и др. Сама квартира Пушкиных состояла из просторного углового зала, кабинета Пушкина, будуара Натальи Николаевны и спальни.

В этот дом на Арбате Наталья Николаевна вошла уже Пушкиной. У входа молодых встретили П. В. Нащокин и П. А. Вяземский, благословили образом и поднесли два бокала с шампанским. По легенде, один из них упал с подноса и разбился, став для суеверного Пушкина еще одним дурным знаком.

Праздничным ужином распоряжался Лев Сергеевич Пушкин:

За столом собрались посаженые родители жениха и невесты — Е. П. Потемкина, А. П. Малиновская, П. А. Вяземский и И. А. Нарышкин, а также родители невесты, ее брат Дмитрий, сестры Александрина и Екатерина, Нащокин, поручители Передельский и Азанчевский. Десятилетнему Павлу Вяземскому хорошо запомнились и тот день, и обстановка квартиры на Арбате: «В щегольской, уютной гостиной Пушкиных, оклеенной диковинными для меня обоями под лиловый бархат с рельефными набивными цветочками, я нашел на одной из полочек, устроенных по обеим сторонам дивана, никогда мною не виданное и не слыханное собрание стихотворений Кирши Данилова[42]. Былины эти, напечатанные в кожаном переплете и переданные на дивном языке, приковали мое внимание на весь вечер». Мальчику надолго запомнились слова Пушкина о «прелести и значении богатырских сказок». Все остальные гости любовались «изумительной красотой Наталии Николаевны и веселым, радостным Пушкиным».

На следующее утро, когда Пушкины были в постели, явились друзья. Новобрачный так с ними заговорился, что вернулся к молодой супруге лишь перед обедом. Она в спальне заливалась слезами, о чем сама рассказывала княгине Вяземской. Так началась ее семейная жизнь в новом доме, без матери, братьев и сестер.

Череда последовавших вскоре балов, на которые Пушкин вывозил юную жену, надолго запомнилась москвичам. 20 февраля молодожены были на балу у Анастасии Михайловны Щербининой, дочери княгини Е. Р. Дашковой, в ее двухэтажном доме на углу Знаменки и Крестовоздвиженского переулка. Поэт разговорился со своим петербургским знакомым А. И. Кошелевым, который, кажется, более внимательно, чем слушал поэта, следил глазами за его женой. «Он познакомил меня с своею женою, и я от нее без ума. Прелесть как хороша», — сообщил он на другой день князю Одоевскому в Петербург.