уже по-настоящему обрадовались, траектория полета, место назначения и все такое прочее. Включив у-переводчики, мы, развалившись на стоявших здесь же гидродинамических креслах, принялись слушать.

Корабль этот, судя по записи, был исследовательским. Но, конечно, не из нашего мира. Целью его был сбор сведений о некой сверхмассивной черной дыре, находившейся в центре некой, также неизвестной нам Галактики. Специально сконструированный, он должен был пройти сначала на минимальном расстоянии от объекта исследования, а затем – тут мы с Тио в очередной раз переглянулись – перейти через горизонт событий. Мы остановили запись.

– Скит, – произнес мой приятель как-то непривычно медленно, – я, конечно, видел немало сумасшедших на своем веку, да и сам, как ты наверное знаешь, не слишком в своем уме, но это…

– Да уж. Неудивительно, что команды нет. Хотя…

Так ничего толком и не разобрав, мы вновь включили воспроизведение. Оказалось, что цивилизация, создавшая эту махину, была очень развитой, и в чем-то значительно превзошедшей нашу. По крайней мере, путь развития, избранный ими, был даже не то чтобы странным, а каким-то совсем неожиданным. Они, так же как и мы когда-то, натолкнувшись на проблему непознаваемости черных дыр, не успокоились при этом, а продолжили искать способы ее разрешения. И нашли. Но продвигаясь не по пути технического прогресса, а перескочив, что было на первый взгляд уж и вовсе ни с чем несообразным, на путь развития гуманитарный. Проще говоря, основываясь на том, что сингулярности являются самыми мощными объектами по уничтожению систем, да и вообще любой информации, они решили, что противостоять этому можно было лишь посредством непрерывного создания информации, то есть противопоставив «однообразной тупости», как они выражались, творческий процесс. Еще же там было что-то про нетленность истинного искусства, про Создателя, даровавшего всех способностью творить. И все такое прочее, и том же духе.

– Они что, – обратился я к Тио шепотом, – решили пройти через центр Галактики, читая стихи???

– И ты знаешь, – мой приятель был явно поражен не меньше моего, – похоже, что у них получилось.

– Да-а, – протянул я. – И поэтому корабль их такой вот – статуя…

– Статуя – произведение искусства. Да тут вообще все, – Тио ошарашенно огляделся по сторонам, – произведение.

И только тут мы поняли, что на этом корабле нам показалось таким странным. Он весь был красивым. Удивительно красивым. С поверхностями, переливающимися различными цветовыми оттенками, с обтекаемыми и неожиданными формами, в которых, по здравому размышлению, и нужды-то никакой не было. С резкими и едва ли не рваными переходами плоскостей. С абстрактными картинами на стенах, чудными скульптурами, в которых и произведения искусства-то разобрать было сразу нельзя. Да еще эта… музыка. А ведь мы на нее сначала даже не обратили никакого внимания. Тихая она была, очень тихая. И только теперь, когда мы замерли в восторженном оцепенении и перестали шаркать и шуметь, мы расслышали ее – странную, медленную, но бесконечно прекрасную песнь иного мира.

17. Снег над облаками

– Нет, ну вы только послушайте, что вчера учудил мой приятель, – обратился Скит Йонтра к аудитории. – Явился ко мне как-то вдруг и заявил совершенно неожиданно, что не собирается более оставаться на этой планете. Ему, видите ли, все здесь надоело. В Университете к нему отношение плохое и кроме меня тут у него и друзей-то нормальных больше нет. Поэтому он в срочном порядке собирает свои вещи и на первом же звездолете улетает куда угодно, лишь бы, как он выразился, подальше от этой дыры, – Скит начал переползать из стороны в сторону, повинуясь давно уже укоренившейся привычке. – Ну вы, наверное, можете себе представить, каково было мне. Ведь мы с ним так давно уже дружим. Я, конечно, в отличие от него, куда более общительный, отчего и знаю на Тэе многих. Но все это лишь так, знакомства, не более. В результате же вчерашней нашей беседы с Тио мы так сильно с ним повздорили, что едва не подрались. Наконец он не выдержал, фыркнул, как умеют фыркать только симрики, оскалился, произнес что-то нечленораздельное и, хлопнув за собой дверью, ушел. Я же, после того как выскочил на улицу и крикнул ему кое-что вдогонку, чего он, по моему мнению, вполне заслуживал, вернулся назад к себе в дом. А что мне оставалось? Удержать его силой я не мог, навязываться тоже было как-то противно. Мысленно же в тот момент я отчего-то то и дело возвращался ко дню, когда мы с ним впервые встретились. Произошло же это, кстати, при весьма любопытных обстоятельствах. Поэтому, быть может, и вам вся эта история, а то была именно целая история, – Скит нарочито хмыкнул, – тоже может показаться интересной.

Случилось так, что родная планета Тио гибла. Их местное светило на старости лет раздувалось все сильнее, поэтому планеты ближнего орбитального радиуса оказались совершенно непригодными для жизни. В довершение ко всем неприятностям, малая планета, но уже дальнего орбитального радиуса, вращавшаяся вокруг той звезды по вытянутой эллипсоидной орбите, должна была пройти совсем рядом с планетой Тио, угрожая последней весьма серьезными гравитационными потрясениями. У той малой планеты, кстати, даже и названия-то собственного не было, а всего лишь порядковый номер в межзвездном каталоге. Двигалась она по своей орбите с огромными интервалами: то медленно приближаясь к той звезде на расстояние до двух а-единиц, то удаляясь от нее настолько, что едва не пересекала внешний пояс астероидов. И, естественно, то замерзая, то вновь оттаивая, она вполне походила на обыкновенную комету, только очень, очень крупную.

В те далекие времена я еще служил в спасательном подразделении Северного торгового альянса и был направлен в тот район в составе группы из нескольких курсантов для составления отчета о происходивших там процессах. Мы распределились по секторам и стали наблюдать. Мне же достался, как мне тогда показалось, самый неудобный пост. А именно на северном полушарии той малой, кометообразной планеты. Установив радиотрансляционный маяк и настроив все приборы, я решил немного полетать на оставленном в полное мое распоряжение флаере и, что называется, осмотреться на местности. И все было бы тогда, конечно, хорошо, если бы не невесть откуда взявшийся спасательный челнок. Вот как сейчас помню тот момент, – Скит слегка нахмурился и прекратил ползать. – Лечу я себе спокойно, вдруг – бац! Удар откуда-то снизу. Потом скрежет, шум, грохот. Потом падение. Благо, что от удара я вылетел из своей кабины как пробка из бутылки с горячим, а то бы мне, наверное, и не пришлось так счастливо отделаться. Упал я в глубокий сугроб. Тоже вот еще, кстати, везение.