– И совершенно справедливо это делает, – загадочно ответила я. Однако времени на разговоры совершенно не было. – Антон, у тебя есть наручники?

– Нет, а зачем? – как всегда не догадался сразу мой горе-помощник.

– Для страховки, – вздохнула я. – Тогда иди за веревкой…

– А куда?

– В машину! – рявкнула я, удивляясь в сотый уже, наверное, раз его необычайной глупости в важные моменты. Однако крик подействовал, и уже через минуту водитель вернулся с приличным шматком веревки в руках. Первым делом я велела ему связать Николая, затем сама стянула руки Лики, причем в этот момент Антон все еще пытался уговорить меня этого не делать, он никак не мог взять в толк, с чего это я так обозлилась на хозяйку, и, кстати, почему Лика ударила меня железным листом, тоже.

Время объяснений еще не пришло, сначала надо было закончить с самым главным, поэтому, проигнорировав бесконечные вопросы водителя, я бросилась в дом, на ходу безжалостно добавив страданий Коротову очередным болезненным ударом. Вдобавок к этому, задев его дверью, я ворвалась во вторую, смежную с разгромленной нами в процессе драки комнату, где сразу включила довольно тусклый свет, излучаемый лампочкой без абажура, подвешенной у потолка. Сонечка лежала на большом разобранном диване. Она как раз просыпалась, вот отчего я и не слышала ее голоса за все время, пока мы вели борьбу. Видимо, после звука выстрела, порыдав какое-то время, она заснула, что и неудивительно – день для нее выдался особенно тяжелым. Я бережно взяла ее на руки, как вдруг услышала противный визгливый голос, доставший меня уже до печенок:

– Отойди от моей дочери! – Лика просто кипела от негодования и, не скрываясь, пыталась освободить руки..

– И не подумаю, – насмешливо ответила я.

– Я ее мать! – возмутилась она.

– Какая же ты мамочка, если ребеночка отдала чужому дяденьке, к тому же еще и преступнику, – я намеренно нежным голосом и в привычной для детского уха уменьшительно-ласкательной манере произносила слова, чтобы не напугать девочку грубыми высказываниями. – Антон, поддержи ее под руки, на всякий случай, или вон к стулу примотай, – все тем же тоном распорядилась я.

– Но как это? – Он был явно растерян и не знал, кому верить, так как одновременно со мной, перекрикивая и заглушая, Лика активно возмущалась.

– Кого ты слушаешь, дурак! Я твоя хозяйка, да я скажу Максиму, и он тебя вмиг уволит за то, что ты его жену…

– Это, я думаю, он простит, – невозмутимо перебила я, – а вот то, что ты ЕГО дочь отдала чужому дядечке, думаю, нет…

– Он не чужой дяденька! Он ее отец! – с вызовом в голосе выкрикнула Лика, но тут же испуганно прикрыла рукой рот, услышав за своей спиной:

– Ах, вот как! Ну, ты и стерва! – Максим подоспел как раз вовремя, к финальной сцене выяснений отношений. Впрочем, мои клиенты частенько появляются на главной арене, когда опасность уже миновала и осталось лишь перечислить действующие лица и их роли и места в пьесе.

– Что здесь происходит? – возник в комнате усатый осанистый майор в милицейской форме, позади которого двое сотрудников крепко держали под мышки мало что соображающего Коротова.

– Я, конечно, могу объяснить, – пожала я плечами, – но вдруг кое-кто решит это сделать раньше меня, например, чтобы товарищи из милиции в будущем засчитали этот момент, как явку с повинной, – бросив наивный взгляд на Лику, проворковала я. Мадам Платова, однако, отреагировала очень странно, она округлила глаза и придала лицу выражение испуга, словно я озвучила некую запрещенную мысль. – Ну, смелее, – подбодрила я ее по-дружески.

– Я… – неуверенно начала она, но продолжить не успела.

– Это все она! – вдруг завопил за спиной майора Коротов, а я удивилась силе его организма, состояние которого еще минуту назад можно было диагностировать как контузию. – Она мне заплатила, я не виноват, я – честный человек! – Голос его сорвался, я даже подумала, что он бухнется на колени, умоляя о пощаде представителей закона.

– Лика?! – перебил его обалдевший Платов.

– Я не… Коленька… Да как ты можешь? – Ее недоумение граничило с безумием, по крайней мере, взгляд ее напугал меня. – Я не хотела, я не думала, что так получится, – ее губы задрожали, я различила все признаки надвигающейся истерики, поэтому вмешалась, чтобы сократить грядущую сцену.

– Лика, так непонятно, вы расскажите все по порядку, ведь Николай не ваш брат, – осторожно подсказала я. Она лишь кивнула в ответ. – А про его прошлое, про его жену, которую он разорил и бросил, вы знали? – догадываясь об ответе, уточнила я, чтобы разговорить Платову.

– Нет. – Она всхлипнула и шумно втянула носом воздух. – Он говорил, что любит меня! – Она повысила голос. Глаза ее заметались по комнате, словно искали кого-то. Вдруг взор ее упал на Николая, она подскочила к нему, но милиционеры не дали ей достать до его лица. – Ты! Да как ты смеешь! – стала выкрикивать она через их плечи. – Ты же обещал, ты же говорил, что это все для нашего будущего! Да я же ничего для тебя не жалела, я же верила тебе.

– Так верила, что ребенка ему без страха отдала?! – Голос Максима кипел от негодования. – Хотя, как это я забыл, он же ПАПА, – выделил он последнее слово и даже произнес его с сарказмом, но было видно, какая боль затаилась в его глазах.

– Я не знаю, – растерянно пробормотала Лика и вся как-то сникла, перестав кидаться на Коротова. – Я точно не знаю, кто отец, – еле слышно выдавила она и утерла лицо широким рукавом пальто мандаринового цвета, не пощадив свой традиционно яркий макияж.

– Ты выглядишь как дешевка! – процедил Максим, с ненавистью глядя на нее.

– Вот тут вы не правы. Для встречи с любовником Лика преображалась при помощи белого парика и строгого офисного костюма! – Это замечание я произнесла с тайной надеждой разговорить преступников, а не из женского ехидства, как могло показаться. Моя тактика, кстати, всегда исправно приносила плоды, как правило, к финальной сцене у всех, а особенно у виновных, от перенапряжения быстро сдавали нервы. Бремя вины – ноша тяжелая и для многих непосильная, а тут, в случае Лики, например, и вовсе неподъемная, ведь все преступление, по крайней мере, с ее стороны, замешано было на чувствах, а женщины, сердце которых разбивается на глазах, уже не в силах думать ни о чем ином, только о личной трагедии. – Ох, что и не сделаешь ради любви всей своей жизни… – мечтательно вздыхая, добавила я, умело ведя беседу в правильном русле.

– Ну вот, я же говорю – это все она! – не сдавался Николай, поневоле поддерживая мою задумку: чем сильнее он будет оскорблять возлюбленную, тем быстрее она расколется. – Она давно придумала, как муженька разорить! А я просто влюбился в нее, ну в чем я виноват?! Разве вы бы не пошли на любые уступки ради счастья любимой?!

– Уступки?! – делано разволновавшись, опять встряла я, преследуя все ту же цель, так как в моей доказательной базе продолжали оставаться существенные бреши. Да и его слова о счастье любимой могли все испортить, услышав их, Лика могла опять растаять и замкнуться, не желая подставлять любовника. – А секретарша Катя, она что, – тоже простая уступка?!