Уэйн встал на колени рядом с Вадимом. Одну руку он поднял над телом брата, другую положил на голову, как бы прикрывая его от чего-то. Он прислушался к своим ощущениям. Сначала он слышал радость, появившуюся от чувства свободы и скорости, его наполняла любовь к необъятному космосу и присутствующей в нем энергии, он чувствовал пульсацию огненных звезд и едва уловимый шорох комет, и вдруг его передернуло от тихого скрежещущего низкочастотного звука. Он переходил в постепенно нарастающий лязг, одновременно сливающимся с расходящимся эхом, слабо напоминающим тоненький завывающий стон, а потом резко переходящий в душераздирающий крик, взрывающем тебя изнутри. Уэйн убрал руки. Его передернуло. Он с шумом выдохнул.

— Не показывай это пока другим. Я должен подумать стоит ли этому явлению вообще уделять наше внимание.

— У тебя найдется парочка самых лучших звездолетов? Я бы хотел вытеснить это жуткое ощущение приятным, чтобы получить спокойствие, а для этого мне нужно полетать, — глядя на брата, спросил Вадим.

— Да. И пройдемся по этой поверхности, — он указал в иллюминатор, — ты тотчас почувствуешь, как она прекрасна. Планета превосходно структурирована, если над ней поработать немного, то неплохое выйдет местечко.

Они вышли в коридор и направились в сторону разветвляющихся проходов. Откуда-то раздался звонкий смех и протяжное «дава-а-ай». Вадим остановился и прислушался. Смех повторился снова. Он усмехнулся.

— Калерия? — обращаясь к Уэйну, спросил он.

— Там наша художественная студия, пойдем зайдем туда.

В очень большой и просторной комнате на полу сидело трое катар и, улыбаясь смотрели, как Калерия создавала свой эскиз, набрасывая линии на внушительном по размерам прозрачном листе. Он висел на нескольких пружинах и от того, что все время она притягивала его к себе, он подпрыгивал, не останавливаясь ни на секунду. Рядом с ней летало несколько дисков, на которые она прыгала не глядя, и то поднималась к самому верхнему краю листа, то опускалась на пол. Вадим и Уэйн зашли неслышно, поэтому на них никто не обратил внимания.

— Уэйн сейчас занят, — говорила она, ведя прямую черту вниз, — я хотела его пригласить сюда, чтобы посоветоваться и предложить дополнительные элементы к эскизу. Возможно, когда он освободится, я смогу объяснить, что если сделать по-другому, то это будет выглядеть интересней.

— В чем же отличии? — спросил ее кто-то.

— Вот смотри. На основном рисунки линии от основного столба заканчиваются еще одним рядом ответвлений, а я к ним приделываю еще несколько рядов, но более коротких линий и концы самых последних закручиваю и удлиняю вот так. А еще по тоненьким трубкам основного ствола к ним можно подвести кое-какие элементы, которые в магниевых комплексах внутри вот этой пластинки будут образовывать зеленый пигмент. Если изменить условия на другом ответвлении, то этот пигмент может стать желтым. Я работаю сейчас над тем, чтобы желтая окраска плавно переходила в красную охру в виде пятен и разводов.

Калерия перешагнула на парящий внизу диск и, оступившись, полетела вниз. Катара, сидевшая рядом, мгновенно вскочила и подхватила ее на руки. Выражение ее лица означало только то, что она была раздражена. Девочка же, залившись хохотом, спрыгнула с рук и снова хотела вскочить на диск, но, увидев Вадима и Уэйна остановилась.

— Дополнения твои замечательные, — сказал Уэйн, подходя к ней, — как только я освобожусь, назначат общий сбор для всех, и мы подумаем над ними и возможно ли технически твое творение создать. Ты молодец, но знаешь, что мне сейчас не понравилось? — поднимая за подбородок ее поникшую голову, спросил он.

Юная катара молчала, глядя на Уэйна своими искрящимся солнечным светом глазами.

— Мне не понравилось, что ты не смогла рассредоточить свое внимание сразу на несколько дел. Это не так уж и трудно одновременно говорить, одной рукой рисовать карандашом вертикальные линии, а другой штриховать и при этом шагать по лестнице, и контролировать свои действия, — мягко упрекнул ее он.

— Ты ведь еще что-то хотела предложить? Не стесняйся и выкладывай все свои идеи, — очередной раз спас ее Вадим от наставлений своего брата.

— Еще я хотела придумать настил под этими столбами, похожий на наш, — она ножкой провела по мягкому ворсу, — его можно выполнить завитками, прямым, мини вариант этих столбов, коротким, длинным. Если хотите, я подумаю еще над другими эскизами. Цвет тоже возможен различный, выберите сами, главное всем будет удобно и комфортно.

— У тебя еще есть время, чтобы сгенерировать и предложить нам парочку идей. Дерзай! — подмигнул ей Вадим.

Оба молча спускались к нижней палубы корабля и думали о том, что возможно неспроста в очень древнем сообществе катар появился такой чудесный изъян в виде Калерии. Вероятно, из-за неспособности подавлять в себе эмоций, она видит все вокруг немного по-другому. И это идет для рода не во вред, а вносит какую-то новизну и приятную неожиданность.

— На испытании твоего проекта я присутствовать, наверное, не смогу. Завтра улетаю обратно к отцу. Мы с ним договорилась, что я вернусь и озвучу ему свое решение насчет принятия титула. Возможно других вариантов нет, и я должен поступить по нашим правилам. С Ууром и другими я встречусь на демонстрации нашей последней темы, передавай всем мои наилучшие пожелания. Знаешь, — обратился он к Уэйну, — я хочу тебя попросить, не напирай на Калерию, хотелось бы думать, что она некий дар для нашего рода.

— Конечно, главный лохаг, — едва склонив голову, почтительно ответил Уэйн.

На обратном пути Вадим решил еще раз приблизится к тому месту, где в своих видениях он увидел «нечто». Ему показалось, что его внутреннее видение почувствовало в нем присутствие катарской силы. Но кто осмелился из их родов на подобный ужас?

Три рода с разными возможностями и предназначением. Одни оставались на планете и создавали спокойствие и мир, другие могли находиться в космосе и не допускать извне на родную планету угрозы, а остальные — самые сильные в преобразовании, создавали идею и давали ей жизнь. Новые идеи и новые виды давали всем катарам обновление энергии и опыт.

Третий род космических катар распался на несколько ветвей. Его представители блуждали между звезд и воплощали свои замыслы для мирного существования своей цивилизации.

Вадим подозревал, что кто-то из ветвей рода создал нечто такое, что могло стать необузданным и сильным, сильней своих создателей и, возможно, это нечто может изменить размеренную жизнь всех катар. Осознав весь ужас своего творения, они спрятали в далеких глубинах космоса свой проект.

Сыновья главного лохага учились видеть необходимые линии и цвета в создании нового мира, они учились