— Беда, госпожа Ксения! — зашептала она, едва вбежав в комнату, где Кристина предавалась послеобеденному отдыху в объятиях белокурого гиганта. — Керим, слуга нашего господина, и Михаил, ваш пасынок, сговаривались погубить вас!

— Как погубить? — Ивенс совсем забыл о том, что не одет. Он вскочил с постели, потрясая пудовыми кулаками. — Я убью их обоих! Где они?!

Однако тут вмешалась Кристина.

— Погоди, любимый, — попросила она, ещё не совсем понимая, что случилось нечто непоправимое. — Как это они собирались меня погубить? Что ты говоришь, Терезия? Они что, собираются подложить мне яду в еду?

Служанка, которая, несмотря на остроту момента, не могла не бросить оценивающего взгляда на любовника хозяйки, энергично замотала головой.

— О нет, госпожа Ксения! Михаил считает себя настоящим христианином. На такое он не пойдёт. Он придумал другое, велел Кериму передать вашему мужу, что в его курятнике поёт другой петух. Что овчарня его полна злобных псов, которые на деле — волки в овечьей шкуре...

— Что ты несёшь? — Хозяйка сердито сдвинула брови. — А ну-ка говори по-человечески!

— Чего же тут непонятного, госпожа? — искренне удивилась Терезия. — Михаил велел передать отцу, чтобы тот не мешкая ехал сюда, поскольку вы неверны ему и прячете в доме врагов правителя Алеппо. О Боже! Ваш муж приедет и позовёт стражу! Франков бросят в подземелье, а господина Ивенса казнят...

— Я прикончу его! — заревел ватранг, сжимая огромные кулаки. — Оторву башку проклятому грифону! Растопчу его! Сотру в порошок и брошу в море на корм рыбам!

Кристина выскользнула из постели и вцепилась в руку любовника маленькими пальчиками.

— Постой, милый, — попросила она. — Я вижу, у Терезии и правда важные новости. Говори, Терезия.

— Случится большая беда, госпожа, — продолжала служанка. — Вас, моя обожаемая хозяйка, прогонят с позором.

Ведь Михаил только этого и добивается, так как опасается, что вы родите отцу сыновей и он распорядится в завещании обойти в их пользу старших, то есть, прежде всего, самого Михаила. Но даже если вы и не принесёте нашему хозяину радости прибавлением семейства, и он вдруг умрёт, а ведь он совсем не молод, вы, как верная жена и неутешная вдова, будете вольны распорядиться своей долей, а Михаил очень боится умаления отцовского богатства.

— Да гори оно ясным огнём, его богатство! — воскликнул Ивенс, как-то забывая, что в шалашике или в горной пещере жизнь не кажется такой сладкой, как в хорошем доме, полном слуг.

— Погоди же, любимый! А где теперь Керим, Терезия?

— Уже уехал, госпожа Ксения.

— Жаль... — задумчиво произнесла Кристина и со вздохом добавила: — Что же делать?

Что же делать? Этот животрепещущий вопрос хозяйка, спустя недолгое время, уже обсуждала с гостями. Они, конечно, понимали, что гостеприимство госпожи Кристины не могло длиться вечно. И если Абдаллаха и Хасана устраивало ранее существовавшее положение, то Жослену, Ренольду, да и Ивенсу уже давно не сиделось на месте, их одолевала скука. Они даже радовались тому, что судьба вынуждала их к решительным действиям.

Когда Терезия закончила рассказ о кознях Михаила, Абдаллах поднялся и взял слово.

— Думаю, лучшего убежища нам в Халебе не найти, — начал он и посмотрел на князя. — Пора нам подаваться из города. Как думаете, господин?

Ренольд качнул головой:

— Что ты предлагаешь?

— Сейчас, когда курд ушёл на юг и гроза миновала, многие покидают Халеб, спешат по своим делам. Насколько мне известно, нас больше не ищут, считая, что нам каким-то образом уже удалось выскользнуть из города, — проговорил врачеватель и звездочёт. — Поэтому я думаю, что мы могли бы прибиться к какому-нибудь каравану. Но... — он перевёл взгляд на Кристину. — Но если бы наша любезная хозяйка пошла ещё дальше в своей безмерной щедрости и оказала бы нам небольшое вспомоществование, тогда бы мы смогли купить пару дромадеров, двух-трёх ослов, приобрести какой-нибудь товар и сойти за купцов...

— Почему нам не достаточно просто облачиться в одежды местных жителей? — перебил его Жослен. — На кой дьявол нам твои дромадеры?

— Ты ругаешься, как и полагается храмовнику, — с усмешкой похвалил оруженосца Ренольд. — Однако давай всё же выслушаем Рамда́лу. А потом выскажешься ты.

— Слушаюсь, государь... — Молодой тамплиер опустил голову, он всегда болезненно переживал, если в его спорах с колдуном господин брал сторону Абдаллаха.

Тот одарил своего постоянного оппонента торжествующим взглядом, которого юноша, поглощённый собственными переживаниями, даже не заметил.

— Спасибо, ваше сиятельство. — Лекарь почтительно поклонился и продолжал: — Нам лучше не прибиваться к каравану, а стать одними из караванщиков, и вот почему. Первое, люди, владеющие собственностью, вызывают меньше подозрений у стражи. Второе, не все из нас в состоянии свободно говорить по-арабски или по-турецки. Поэтому я мог бы взять на себя роль хозяина, а все остальные — слуг. Ну, разумеется, нам придётся играть наши роли до конца, то есть до тех пор, пока мы не окажемся на христианских территориях...

— Мессир! — воскликнул Жослен. — И вы согласитесь притворяться рабом?!

Абдаллах поспешил с разъяснениями прежде, чем Ренольд успел раскрыть рот.

— Разумеется, государю нашему придётся какое-то время побыть слугой, хотя бы до того момента, как мы не покинем Халеб. Однако он мог бы... мог бы притвориться больным. Так даже лучше, ему не придётся отвечать ни на чьи вопросы, а ты, Жослен, будешь за ним ухаживать. Таким образом, он будет фактически избавлен от необходимости выполнять какую-либо работу и вместе с тем это не вызовет ни у кого подозрения. По-моему, неплохо придумано?

— Угу... — пробурчал Ивенс, которому не слишком-то улыбалась роль раба. Правда, он тут же подумал, что лучше притворяться рабом, чем быть им на самом деле. Было нетрудно предугадать, что сделает с ним муж Кристины. Об этом даже и думать не хотелось. Расставаться с пылкой возлюбленной тоже. Они обменялись взглядами, и оба поскорее отвернулись, чтобы не видеть печали в глазах друг друга. — Что ж, так, значит, так. Но в какую сторону нам податься? Впрочем, мне безразлично, лишь бы поближе к морю...

— Я позавчера была на торгу и узнала, что через три-четыре дня большой караван, что прибыл в Халеб из Мосула и держит путь в Каир, отправится дальше в Дамаск, — сказала Терезия. — Оттуда, как я слышала, совсем недалеко до земель франков