торопился, что не успел захватить даже казну: думается, славный курдский воитель был весьма благодарен ему за это, султан как раз ломал голову, как бы наградить своих ветеранов, не слишком глубоко залезая в собственный кошель.

С пленными победитель обошёлся по-рыцарски: раненые получили помощь лекарей, голодные и утомлённые битвой — еду и отдых. Вскоре и те и другие обрели по его воле свободу и, отправившись домой, на все лады прославляли благородство Салах ед-Дина, султана Египта и Сирии.

Алеппо упорно отказывался признать превосходство курдского выскочки, жители выражали готовность драться за своего юного короля до последней капли крови — военные неудачи не сломили их боевого духа.

Между тем все территории к югу уже контролировались неприятелем, который решил, что наступила пора прибрать к рукам замки, расположенные к северу от белой столицы атабеков. С большим войском султан подошёл к сильно укреплённой крепости Азаз. Некогда ей владели франки Антиохии, давным-давно отброшенные турками на запад до самого Бахраса, принадлежавшего тамплиерам и контролировавшего Сирийские Ворота — горный перевал на дороге из столицы княжества в Киликию.

Здесь, в лагере, султан Египта и Сирии в который уж раз оказался на волосок от гибели. Шейх Синан не простил Салах ед-Дину его печальной роли в судьбе Фатимидского халифата, и хотя действовал курд в ту пору от имени своего законного господина, чей сын правил теперь в Алеппо, фидаи Старца Горы, считавшего, видимо, что сын за отца не отвечает, в большей степени склонялись на сторону ас-Салиха. Разумеется, дело тут обстояло главным образом не в личных симпатиях и антипатиях, таковым уж оказался расклад сил: как поступил бы и любой другой мудрый властитель на его месте, в данной ситуации Рашид ед-Дин принял сторону слабого, изо всех сил стремясь не позволить сильному проглотить его и таким образом сделаться ещё сильнее.

На сей раз Салах ед-Дину помог не иначе как сам Аллах — охрана проглядела ассасинов, одному из них удалось прокрасться в палатку султана, и лишь стальная шапочка, которую он носил под тюрбаном, спасла курда от смерти.

В конце последнего месяца 571 года лунной хиджры гарнизон Азаза капитулировал. Тремя днями позже войска Египта подошли к Алеппо. Салах ед-Дин и наследник Нур ед-Дина начали переговоры, продлившиеся целый месяц. В середине месяца муххарама нового 572 года по мусульманскому летосчислению, или 29 июля по христианскому календарю, они завершились весьма символическим жестом со стороны султана. Младшая сестра короля-отрока посетила лагерь Салах ед-Дина и на вопрос доброго дяденьки: «Какой бы подарок ты хотела получить от меня, детка?», хлопая глазёнками, ответила: «Город Азаз». «Ничего себе запросы!» — подумал, надо полагать, курдский воитель, но просьбу удовлетворил.

Тем временем, пока длились переговоры под стенами белой столицы атабеков, граф Триполи, князь Галилеи, прокуратор королевства латинян в Иерусалиме, Раймунд, с войском вторгся в долину Бекаа, где его дружину основательно потрепал правитель Баальбека, бывший губернатор Дамаска ибн аль-Мукаддам. На выручку графу весьма своевременно поспешил славный коннетабль Иерусалимский, старик Онфруа Второй де Торон.

Номинально командовал войском пятнадцатилетний король Бальдуэн ле Мезель.

Этот рейд был первым в жизни несчастного прокажённого юноши, волею судеб воссевшего на отцовский трон. Предприятие удалось на славу: соединённые силы франков ударили на отряды брата Салах ед-Дина, Тураншаха, и нанесли ему сокрушительное поражение, перебив практически всё ополчение Дамаска.

Несколько раньше султан наконец-то сумел выкроить время, чтобы вплотную заняться ассасинами. Его армия вторглась в горы Носайри и осадила форпост фидаев, столицу владений Старца Горы — неприступную крепость Масьяф. Сам глава братства фанатиков-убийц находился в отъезде, и весть о грозящей опасности застигла шейха Синана в дороге, причём так неожиданно, что он едва не угодил в руки солдат Салах ед-Дина. Однако произошло нечто сверхъестественное, в самый последний момент Рашид ед-Дин ускользнул от них: он... закололся кинжалом, но в следующее мгновение солдаты султана... узрели шейха стоявшим довольно далеко на вершине холма.

Надо ли говорить, что они не стали его преследовать? Правильно, кто же гоняется за духами?

Между тем «дух» очень скоро материализовался. Как-то, проснувшись поутру, Салах ед-Дин нашёл у себя на подушке отравленный кинжал, свежеиспечённые ещё горячие сладости, секрет приготовления которых знали только фидаи, и пространное послание. В его строках Старец Горы пообещал курду убить его, но не раньше, чем будут уничтожены все родственники султана. Трудно сказать почему, но начать шейх Синаи пообещал с дяди Салах ед-Дина по материнской линии, Шихаб ед-Дина, и скоро тот известил племянника, что тоже получил письмо с угрозами.

Едва ли стоит удивляться, что после всего вышеперечисленного у султана совершенно испортился сон. Он к тому же вбил себе в голову, что навестил его не посланец Синана, а сам Синан.

У Салах ед-Дина начались кошмарные видения, и скоро он оказался на грани самого настоящего нервного расстройства. Внутри шатра пришлось поставить огромную деревянную клетку, только в ней одной победоносный курдский воитель чувствовал себя в относительной безопасности. Однако и этого показалось мало Салах ед-Дину, он послал Старцу письмо с просьбой... простить его. Тот согласился. В обмен на возможность спокойно отдыхать после ратных трудов султан снял осаду с Масьяфа и убрался куда подальше от гор Носайри.

Славный курд отправился на юг, откуда до него донеслись грозные известия о несчастье, постигшем отряды дамаскцев. При приближении его армии латиняне отступили, и Салах ед-Дин, оставив вместо себя заправлять делами в Сирии Тураншаха, уехал в Каир, куда и прибыл в первую декаду месяца раби аль-авваль 572 года лунной хиджры, дабы без суеты отпраздновать день рождение Мухаммеда[27].

После всех потрясений султан, как мы можем себе представить, остро нуждался в передышке. В то же самое время бальи Иерусалимского королевства, у которого пока как будто бы не возникало особой нужды прятаться от врагов ни в деревянных, ни в каких-либо ещё клетках, также пребывал не в самом хорошем расположении духа. И хотя жизни Раймунда не угрожали безумные фанатики Рашиддина, тем не менее положение регента при дворе становилось всё более неустойчивым. Смерть Милона де Планси несмываемым пятном легла на его репутацию, а скороспелое разбирательство и ошеломляющие результаты Божьего Суда, чудесное избавление обвиняемого и отъезд «праведника» в Антиохию, вызвавший неудовольствие особенно религиозно настроенной части подданных Раймунда — что ж за правитель у нас, коль от него бегут люди, отмеченные Господом? — всё это, вместе взятое, не могло не отразиться на его настроении.

Несмотря на всю незначительность, поражение, нанесённое ему ибн аль-Мукаддамом, явно не добавляло графу веселья. Вместе с тем почти никто