– То есть ты знаешь итальянский язык?

– Это отдельная история, – усмехнулась Мира и подлила себе в чашку чаю. – Приехала я, значит, учиться, а с языком полный швах: английский ужасный, так, еле-еле, кое-где и со словарем, из других языков владею хорошо только русским матерным. А тут вся учеба в основном на итальянском и для иностранных студентов на английском. Такая была засада. Я к языкам вообще не очень расположена. Пришлось мне лекции слушать вместо одного раза по два-три. Поставила себе редактор-переводчик в компьютере и через него слушала лекции в аудитории, бо́льшую часть не успевая и не догоняя, а вместе с этим писала ее на диктофон. Вечером все гулять, а я в халупушку свою, что снимала в мансарде старого здания, и лекцию переводить со словарем. На незнакомом слове останавливаю запись, нахожу по словарю и дальше слушаю. Месяца через четыре по-английски уже прилично понимала и кое-как на разговорно-бытовом итальянском лопотала. И такая девушка самонадеянная, решила: а почему бы мне не попробовать курс на итальянском слушать таким же макаром, как на английском. Ну и… Мозг просто закипал: они говорят быстро, не всегда с четкой артикуляцией, эмоционально. Но ничего, я девочка упертая, через полгода понимала практически все и говорила. Хоть и коряво.

– Крутая ты, девушка Мира, – хмыкнул иронично Барташов. – На все-то горазда – и актриса, и золотой чудо-голос России, и искусствовед-кукольник.

– Не без этого, – рассмеялась Мира и спросила, в свою очередь: – Ну, а ты, Андрей Алексеевич, главный инженер ого-гошного завода, что в Москве делаешь в новогодние-то каникулы? Почему не в Альпах каких крутеньких? Тебе по статусу Куршавель положен.

– Я не занимаюсь горными лыжами. Меня этот вид спорта не увлекает, – пояснил Барташов, потягивая чаек. – Предпочитаю ходовые лыжи. Еще из зимних развлечений баню и моржевание. А из спорта: гоняю в футбол, когда нахожу для этого время. Мы от завода сделали неплохое поле, и у нас есть своя команда служащих.

– Ну не в Альпах, бог с ними, с горами, но остальной бомонд на моря двинул? – расспрашивала Мира с интересом.

– Так я невыездной товарищ, – иронично посмотрел он на нее. – Я много лет проработал на военку и являюсь носителем государственных секретов. Да и сейчас у нас на производстве много что проходит под грифом гостайны. Так что за кордон могу ездить только в составе официальных правительственных делегаций, – допил чай, поставил на стол чашку и продолжил: – Я еще и поэтому отказался отпускать Петьку к матери в Европу, зная, что, случись что с ним там, я и приехать не смогу, – и переключился на более оптимистичный тон. – Мне нравится ездить по нашей стране. Есть совершенно поразительные места, нехоженые. И красот у нас множество. Да и отдых на любой вкус и кошелек.

– Это точно, – поддержала его Мира.

И рассказала про одно из самых запоминающихся своих путешествий, а Андрей вспомнил про какое-то свое. Увлеклись неожиданно, обменивались впечатлениями от тех мест, которые произвели большое впечатление на каждого.

– А у тебя, – переключилась Мира на другую тему, – прямая, правильная жизнь, как по писаному: школа-институт-карьера? Без виражей?

– В общем и целом именно так. Я тебе рассказывал, пошел по стопам отца, и мне всегда это было интересно, призвание, можно сказать. Так и иду.

– И что, никаких там закидонов, шагов влево, вправо, подростковых бунтов и драк? – приподняв брови, с удивлением уточнила она.

– Бунтов и драк-то хватало. Но это не мешало мне хорошо учиться и топать к намеченной цели.

– Про плохого мальчика поподробней! – попросила Мира заинтересованно.

– Да ничего особенного, простое мужское становление во дворе и коллективе ровесников и парней постарше. У меня же школьные годы в основном в девяностые проходили. Дом в центре, рядом два крутых кабака открыли, район и сам по себе исторически бандитский, а тут такое началось. А мы, пацаны, на все это смотрели: малиновые пиджаки, обвес голдья, «бээмвухи», пушки на ремнях, крутые ребята. Несколько раз в перестрелки реальные попадали, даже слышали, как пули свистят у головы. Братки-то эти без башки палили почем зря, где приспичит. Ну и нас коснулась бандитская романтика. Поперли в спортсекции единоборствами заниматься, тогда это в самом тренде было, ну и дрались, как зверьки, чуть не насмерть с пацанами из другого района или конкурирующих дворовых компаний, с борзыми в школе и около нее. А я еще и из-за девчонки одной. Она красотка наша школьная была, с норовом, а папаша у нее из приватизаторов народного добра, резко ставший богатеем. Ко мне она снизошла и вроде как принимала мои ухаживания, но из-за нее мне приходилось чуть ли не каждый день махаться. Получал тогда по полной, иногда еле домой приползал весь в кровавой юшке, – он покрутил головой, посмеиваясь и вспоминая особо яркие эпизоды. Мама в панику, давай плакать, а отец спрашивал: «Только тебе досталось или и им навалять успел?» Успел, говорю, не хуже моего сопли размазывают. Он маме: не причитай, Лара, у парня мужское становление идет. А мама все боялась, что плохо кончится это мужское становление. Обошлось. Но дрался я тогда постоянно, причем всерьез. Послал я эту красавицу месяца через три, тем более дальше поцелуев она двигаться отказывалась. Но и без ее почитателей оказалось, что желающих биться за авторитет хватало. Школу бойцовскую суровую прошел. А в институт поступил – уже не до подростковых разборок стало.

– А дальше, значит, приличная жизнь началась?

– В общем и целом да. Но пару раз помахаться всерьез пришлось, когда на завод приехал работать после института. Завод на Урале, градообразующее предприятие, население в основном суровый рабочий народ, а тут такой московский гоголь нарисовался, к которому сразу же девки местные со своим интересом побежали. Пришлось пару раз серьезно побиться с группой товарищей. Пригодилась дворовая школа выживания. Но быстро отстали, предприятие-то режимное, закрытое, там свои правила и законы, служба безопасности зачинщикам предупреждение вынесла, а это потеря работы. Да и мне на вид поставили, пришлось с ребятками договариваться как-то по-другому.

– Но девушки от этого бегать за тобой не перестали? – усмехнулась Мира.

– А чего бы им переставать? – поддержал Андрей ее настроение и, в свою очередь, поинтересовался: – Я вот хотел спросить, что за беда с тобой приключилась тогда в детстве, что привела к потере голоса и его мутации? – И тут же смягчил вопрос: – Или тебе трудно об этом говорить?

– Ну-у, – призналась Мира, – воспоминание, конечно, тяжелое, но я давно справилась с последствиями, как физическими, так и психологическими, – и посмотрела на него интригующе. – Я, в отличие от тебя, не была хорошей девочкой. Вернее, была совсем нехорошей девочкой, – придвинулась к нему поближе, наклонилась и, изменив голос на низкий, эротично-порочный, уточнила: – Очень-очень плохой девочкой.

Выпрямилась, рассмеялась, увидев, как изменилось выражение его лица и… И рассказала о своем подростковом бунте и его трагическом завершении.

И когда она закончила свой рассказ, Барташов, покачав пораженно головой, подытожил услышанное: