Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уверенность в том, что матрону возмутит такое непростительное поведение, была еще одной раной; а о матери и сестре Блейра Джин боялась даже подумать.
Оставалось собрать необходимые вещи. Если она пошлет ключ Салли Блейкер, то уверена, что та позаботится об остальном: Салли ей предана. Конечно, она удивится и расстроится, но ни одной душе не расскажет, то, что узнала от Джин. Таким образом, потребовалась третья записка.
Если она отправится на Северное нагорье[15], то запутает свой след. Блейр не знает, где живет та единственная, кого она упоминала в разговорах с ним. Джин оценила свою невольную предусмотрительность, — хорошо, что побоялась рассказать ему о мисс Макрей, — ведь старая леди была единственным человеком, знающим, кто она на самом деле — за исключением, конечно, Макнейрна.
1
Было уже поздно, когда Джин наконец собралась. Сестринская подготовка снова пришла ей на помощь: все необходимое девушка проделала спокойно и методично. Но в глубине души она была охвачена паникой — той паникой, которая заставляет жертву бежать. Бежать куда угодно, лишь бы подальше — и спрятаться.
Джин уже закрывала саквояж, в который собрала нужные вещи, когда неожиданно тишину квартиры нарушил резкий телефонный звонок. Минуту девушка неподвижно в ужасе смотрела на аппарат. Кто может звонить в такое время? Блейр? Но он уже давно должен быть у себя дома, и к тому же он велел ей пораньше ложиться. Маловероятно, что это он, однако…
Телефон продолжал звонить, и с огромным усилием она заставила себя ответить.
Послышался голос телефонистки.
— Это Таймсайд 99–50?
— Да.
— Вам звонят из Франции. Соединить?
— Да. А… — Она уже собиралась спросить, правильно ли набрали номер, когда услышала:
— Говорите, пожалуйста.
Джин неожиданно охватила тревога, когда она вспомнила единственное место, откуда ей могут звонить из Франции. Неясное ощущение тревоги не успело оформиться, как послышался знакомый голос.
— Это сестра Кемпбелл?
— Я слушаю…
— Говорит Джон Баррингтон. Слава богу, я с вами наконец связался. Пытаюсь уже очень давно. Тим очень болен, сестра…
— Болен?!
— Настолько болен, что я прошу вас бросить все свои дела и немедленно прилететь к нему.
Потрясенная, она в отчаянии начала было:
— Но, мистер Баррингтон, я…
— Выслушайте меня, пожалуйста. Я знаю, что вы вскоре выходите замуж, и пытался связаться с Марстоном, но его нет ни в больнице, ни на Харли Стрит. Нельзя терять время. Вопрос жизни и смерти, и мой мальчик зовет вас. — Голос его неожиданно дрогнул. — Слава богу, мой личный секретарь сейчас в Лондоне, в «Савойе». Я приказал ему быть готовым привезти вас сегодня же ночью. Ради бога, не подведите меня! — И поскольку она молчала, закричал: — Алло! Алло!
— Я вас слышу. Да, я приеду. Но обещайте не говорить с Блейром, пока я не поговорю с вами.
— Хорошо. На этот раз мне нужен не он. У меня здесь есть врач. Андерсон будет ждать в отеле, пока я ему не позвоню или пока вы не появитесь. Пожалуйста, позвоните ему. Вы ведь меня не подведете?
— Нет.
— Спасибо. Я должен вернуться к Тиму.
Он повесил трубку, оставив ее слепо смотреть на телефон. Но только секунду; затем она набрала номер отеля «Савой». Несмотря на испытанный шок, мозг ее теперь работал очень четко; она необходима, чтобы справиться с болезнью, выходить ребенка, которому она предана. Тим нуждается в ней — он зовет ее, и теперь самое главное добраться до него. Но пока она торопливо рылась в вещах в поисках паспорта, у нее появилась иная мысль: возможно, это лучший способ исчезнуть. Когда понадобится, Джон Баррингтон безусловно поможет ей.
2
Только когда они с Робертом Андерсоном, энергичным личным секретарем магната, поднялись в воздух на ждавшем их специальном самолете, Джин узнала, что случилось. До этого времени она знала только, что Тим серьезно болен и что у него воспаление легких.
— Пожалуйста, расскажите, как это произошло, — попросила она. — Нельзя было рисковать здоровьем ребенка…
Выяснилось, что, поселившись с сыном в вилле возле Монте-Карло, мистер Баррингтон решил провести здесь полгода. Была нанята гувернантка, чтобы присматривать за ребенком и давать ему уроки, пока он не окрепнет настолько, что сможет пойти в школу. Гувернантка, англичанка, имела отличные рекомендации и добивалась больших успехов на прежних местах.
— Она очень способная молодая женщина, — сказал Андерсон. — Но Тим с самого начала ее невзлюбил; мы с ним друзья, и он много мне рассказывал о вас и мистере Марстоне. Как и каждый ребенок — а его после операции слегка избаловали, он временами может капризничать. Мне кажется, он постоянно сравнивал вас и мисс Синклер — к невыгоде последней. Несомненно, он очень скучал по вам и чувствовал себя покинутым. В прошлый уик-энд его отцу пришлось отправиться в Париж, а юный Тим вел себя особенно беспокойно. Во всяком случае, — продолжал Андерсон, — в день, когда его отец должен был вернуться, Тим отказался делать уроки. Чтобы наказать его, мисс Синклер запретила ему ехать в аэропорт, чтобы встретить отца. Последовала сцена, которая кончилась тем, что гувернантка заперла его в спальне.
Все это было так не похоже на ребенка, которого помнила Джин, что она была уверена: эта мисс Синклер в чем-то очень ошиблась. Да и сама она не могла отделаться от чувства вины: хоть она и написала Тиму, что они с Блейром собираются пожениться, но в последние лихорадочные недели почти забыла о мальчике.
По-видимому, мисс Синклер привыкла к совсем другим детям и верила в «строгую дисциплину».
— Я целиком за дисциплину, но нужно ее правильно использовать, — продолжал Андерсон. — Она должна была понимать, что когда в мальчике проявляется непослушание, это вполне нормально. В возрасте Тима я вел себя так же, если считал, что меня наказывают незаслуженно. Его комната на первом этаже, и он вылез через окно, спустился по вьющимся кустам и отправился в аэропорт. Но, конечно, ему только что исполнилось семь лет, он не привык гулять один и заблудился. А французский он знает не настолько, чтобы спросить дорогу…
Он продолжал рассказывать, а Джин мысленно видела перед собой малыша, и холодела от страха.
— И тут погода неожиданно изменилась, — объяснил секретарь, — как часто бывает в этих краях. Солнце сменилось проливным дождем и мистралем. На Тиме была тонкая рубашка и шорты, и он промок до костей.
Тем временем, считая, что отсутствие сына в аэропорту связано с непогодой, Джон Баррингтон поехал домой и застал суматоху на вилле. Тима не было. Мисс Синклер совершенно растерялась и, вместо того чтобы позвонить в полицию, сама отправилась на поиски. Баррингтон немедленно позвонил в префектуру и, к своему облегчению, услышал, что его сына уже привел жандарм, к которому мальчик, более разумный, чем его гувернантка, в конце концов обратился. На следующий день у него поднялась температура, он сильно кашлял. Врач диагностировал пневмонию; сейчас Тим очень серьезно болен, и, как сказал Баррингтон Джин, — в бреду постоянно зовет ее.