«Вижуэл» занервничал. На сцене появился конкурент, который посерьезнее «Ребуса» будет.

А чего вы ждали, сволочи? Подождите, это только начало. Мне даже страшно произносить вслух, что будет с вами дальше.

Единственное, что беспокоит, — отсутствие Раечки. Девочка бросила меня, как бросают матросы. Сразу и навсегда. Она мне не звонит, не отвечает, и такое впечатление, что ей поставлена другая задача. Жаль. Мы очень хорошо понимали друг друга…

После петлюровского налета Мухиной и ее олигофренов я входил в свою квартиру спокойно. Ходить домой без опаски быть встреченным в подъезде ударом кастета в лоб можно еще как минимум неделю. Ярко задуманная операция по унижению Медведева закончилась еще ярче, и теперь, я знаю, инициаторам этой идеи нужно зализать причинное место. Им нужно все как следует обдумать, взвесить и придумать новый план. Теперь им понятно, что с кондачка Женьку Медведева не взять. Его нужно окружать и плющить по вдохновенному размышлению.

Но когда звучал звонок в дверь, я всякий раз почему-то вздрагивал. Наверное, мои умственные заключения немного не совпадали с биологическими рефлексами. Боль на лице не проходила, и всякий раз, когда у двери раздавалась трель, рана начинала гудеть, а под ложечкой неметь. Вот и сейчас, когда трель прозвучала и смолкла, я пошел к двери не сразу. Включив телевизор, я нажал кнопку канала, отвечающего за обозрение пространства на лестничной клетке, и когда увидел Олега Панкратова, чертыхнулся. Уж не задумали ли они ЕГО ко мне прислать?!

Вид Олега в натуре был еще хуже, чем в глазке, где, как известно, изображение уродует людей до неузнаваемости.

— Женя, я могу войти?

— Да ты уже вошел, парень. Скидывай туфли. Я пол помыл. Я его мою раз в неделю, поэтому к только что вымытому отношусь со священным трепетом. Тапки можешь взять и побольше… — добавил я, заметив, что Панкратов пытается засунуть свои ступни сорок четвертого размера в тапочки Виолетты тридцать шестого.

— Кофе, виски, сока, денег, воды из-под крана, по морде?

— Совета, Евгений.

— Значит, виски. Но виски нет. Есть водка финского разлива.

— Я за рулем.

— А у тебя что, после ста грамм руль из рук вылетает?

— Ладно, конечно, буду…

Оставив Панкратова в комнате, я прошел на кухню. Вынимая из холодильника новую бутылку «Финляндии», улыбнулся. В каждой компании помимо прочих есть свои палачи и висельники. Олег — типичный представитель второй группы. Его казнь всякий раз откладывается по независящим от него причинам. Точнее — причине. Он на хрен никому не нужен. Он работящ, меланхоличен, безобиден, безволен, в хате на зоне он стоял бы на стреме у решки, пока другие играют в карты, а в прайде львов сдох бы с голоду, потому что не рискнул бы из-под пасти вожака вырвать кусок мяса. Ввинчивать его в интриги бессмысленно, потому что он не представляет для интриганов никакого интереса. Любую запланированную склоку он непременно провалит, потому что начнет рассказывать о ее сути каждому встречному. В отношении него самого что-то планировать тоже нет никакого смысла — опускать его еще ниже никому не нужно. Панкратов бродит по «Вижуэл» как тень отца Гамлета, и порою мне кажется, что сквозь него в коридоре легче пройти, чем его обойти. После моего ухода дела у него ухудшились. Его вообще перестали замечать. Если раньше Белан его дрючила, а начальница отдела Павлюк подрючивала, то теперь за масштабом надвигающихся событий на него и вовсе все плюнули, и в этом он увидел свое скорое освобождение от занимаемой должности, то есть Промысел Божий. Но увольняться Панкартову нельзя, поскольку в «Вижуэл» он прорвался, если так можно выразиться по отношению к Панкратову, чудом, по недосмотру — я полагаю, теперь же, окончательно поизносившись в «Вижуэл», в «эйчар» любой другой компании для него заходить решительно невозможно. Тамошние «хьюман ресорсез» непременно решат, что этот человек либо пришел подговаривать персонал совершать массовый суицид, либо умереть на рабочем месте для получения страховки своей семьей.

Алкоголь проникает в кровь человека через семь минут. Через это же время человек становится разговорчивее. Олег, выпив первые сто граммов осторожно, как сироп от кашля, разговорился через две.

— Я уже не знаю, что и делать, Женя. Меня съедят.

— Ты несъедобен, Панкратов, ты как заплесневелый сыр с наклейкой с сегодняшним числом. Поверил бы, что свежий, но вид отталкивает.

— Если меня уволят, я погиб. Я же ничего больше не умею делать, как…

— Вот-вот, скажи еще: «как работать в отделе арт-проектов»! Скажи, и догадайся, что ты вообще ни хера делать не умеешь.

Но вместо этого Олег заговорил оборотами из лексикона пьяной девочки, которая еще не догадывается о том, что ее привезли не разговаривать, а трахать:

— Женя, я сильный человек, я психически устойчив и могу за себя постоять. Но в глубине моей души до сих пор живет мальчик… Я раним, читаю Набокова по ночам, выкраиваю минутку, чтобы сбегать в Малый… Я понимаю, что, быть может, все это не для меня, все грязно, пошло… Я рассеян…

Еще бы — сгрести со стола Белан документы, за возврат которых та дала бы и мистеру Бину!

— Но мне нужно выживать, у меня круг обязанностей, мама на пенсии…

Сразу после «мамы» мне стало его жаль, и я решил не ограничиваться, как намеревался ранее, выпивкой. Черт возьми, ведь это порядочный человек… Он плох для корпорации, он просто невозможен для нее, но кто сказал, что плох тот, кто для корпорации хорош!

— Олег, Олег, — взяв его руку, болтающуюся перед моими глазами, как дворник моего «мерина», я уложил ее на стол. — Давай так, дорогой. Ты пришел за советом. Но не объясняй мне, за каким. Дело в том, что ты объяснить не сможешь по тем же причинам, какие привели тебя ко мне. Так устроен мир, Олежка, что проблемы людей лучше всего известны не им самим… Для начала вопрос — ты действительно хочешь выжить?

Он кивает и быстро допивает вторую рюмку — тема для него сложна и важна, и он хочет быть к ней готов, он хочет понять ее, и считает, кажется, что без ста граммов водяры тут не обойтись.

— Тогда я тебя сразу предупрежу: все, что я скажу сейчас тебе, человеку, читающему Набокова и регулярно посещающему Малый театр, не потому, чтобы не пропал корпоративный подарок — билет от босса, а по желанию, не понравится. И после этого разговора ты или выживешь, или прямо от меня поедешь реализовывать свою давнишнюю мечту — бросаться с Большого Москворецкого моста.

Он выпил, он выживет.

— Запомни, Олег, одну простую истину: если ты работаешь на втором этаже, то есть на высшем, а под тобой еще один этаж с персоналом, то ты уже не просто менеджер отдела, а руководитель. И ты имеешь полное право отдавать распоряжения или хотя бы инициировать их отдачу для тех, кто снизу. Без желания делать это периодически и навязчиво тебе в системе корпоративного устройства ловить кроме триппера нечего.