– Об этом я еще не думал.

– Ладно, тогда мне нужно чертовски быстро приниматься за работу, – сказал я.

Я не мог сдержать улыбки, но в душе очень переживал. На мои плечи еще никогда не ложился такой груз ответственности, но я совершенно определенно не хотел ни словом, ни делом лишить себя этой возможности. Это был лучший шанс за всю мою жизнь. Моя главная надежда, что мне наконец-то удастся обеспечить нам с Джорджем безбедное будущее. И это был мой шанс дать своей семье повод для гордости.

– Джон, признавайся. У тебя проблемы? – это был Грифф, и я впервые видел его взбешенным.

Я сразу понял, что он имел в виду, и робко поднялся на ноги. Разговор предстоял серьезный.

– О чем ты?

– Выпивка, наркотики?

Обманывать его не было смысла. Он чертовски много сделал для меня, и мне не хотелось разрушать доверие, которое между нами установилось.

– Да, у меня проблема. Я уже много лет употребляю наркотики. Я могу объяснить…

Стыдно было признавать, но мне так и не удалось справиться с зависимостью, даже после того, как у меня появился Джордж. Каждый день я принимал маленькую дозу героина, которой было достаточно, чтобы снять симптомы начинавшейся ломки. Те, кто видел меня на Хай-стрит, никогда бы не подумал, что у меня вообще есть такая проблема. Гриффу понадобилось время, чтобы выяснить это. Я вел нормальную жизнь и не был похож на дрожащего наркомана с плохой кожей и темными кругами под глазами. Я приводил себя в порядок, потому что у меня было жилье, и мне каждый день удавалось работать и общаться с людьми на улице. Но я просто не мог побороть привычку к наркотикам, хоть и пытался много раз.

Я рассказал Гриффу все, чувствуя, что должен говорить правду. Я хотел, чтобы он знал: я не пытаюсь пустить ему пыль в глаза. Я настолько привык контролировать свою проблему, что это стало моей второй натурой, и я просто не думал, что должен это с кем-то обсуждать.

Он выслушал меня, а затем спокойно сказал:

– Джон, я должен быть уверен, что ты справишься с выставкой. Могу я положиться на тебя? Рисунки будут готовы?

– Да, будут. Я тебя не подведу, – ответил я. – Завтра же пойду к врачу и запишусь на реабилитацию. Раньше у меня никогда не было такого стимула. Я сделаю это.

И Грифф, по его собственным словам, «перешел Рубикон» и принял решение – полагаясь больше на чутье, чем на перспективы получить выгоду. Он предложил мне аванс в тысячу фунтов за все виды Хай-стрит и портреты Джорджа, надеясь, что это поможет мне сосредоточиться на работе и даст необходимый толчок, чтобы я выполнил свои обязательства.

– Я возьму сто фунтов, – сказал я. Не хотелось спустить все деньги на ерунду, а банковского счета у меня не было. – Можно, остальные девятьсот будут пока храниться у тебя?

Думаю, Грифф удивился, но согласился и оставил мои деньги у себя в офисе. Он сказал, что я смогу получить их, когда захочу.

Потом он рассказывал, что никогда не испытывал такого напряжения, как в те месяцы перед выставкой. «Не от каждой выставки зависит человеческая жизнь», – говорит он теперь, но в моем случае все оказалось именно так. Эта выставка стала переломным моментом в моей жизни, финансах, здоровье. От нее зависело и будущее Джорджа.

Теперь Грифф подшучивает над этим, но тогда нам было не до смеха. Когда мы запланировали выставку, он всего несколько лет был в арт-бизнесе, но уже потратил кучу денег на организацию фестивалей уличного искусства в Далвиче и Чичестере. Он потратил много сотен фунтов на покупку материалов для меня и привлек к сотрудничеству двух лучших уличных художников, Стика и Тьери Нуара, чтобы все закрутилось по полной.

И дал мне аванс, когда рисунки для совместного проекта еще даже не были закончены, и нередко сам работал до двух часов ночи, чтобы все получилось. Все должно было идти по плану. Только так, и никак иначе.

Несмотря на все это давление, в голову Гриффу пришла еще одна гениальная идея. Если бы ему удалось организовать мне доступ на крышу одного из окрестных зданий, я смог бы включить в свой рисунок стену клуба «Виллидж Андерграунд», которая стала бы даже лучшей площадкой для уличного искусства, чем плакат. Панорама Лондона с крыши в районе Шордич-Хай-стрит тоже смотрелась бы изумительно, а у меня появилось бы новое поле деятельности. Он очень много сделал, чтобы обеспечить мне доступ на крышу офисного центра позади «Теско», который находился прямо напротив моего обычного места и возвышался над Хай-стрит. Грифф в буквальном смысле сдернул меня с тротуара и затащил на самую верхотуру – меня, мольберт, Джорджа и все остальное. Если он не мог прийти сам, то посылал свою ассистентку Карину присматривать за мной. Место оказалось превосходным. Оттуда открывался вид не только на стену «Виллидж Андерграунда», но и на переделанные вагоны позади него, в которых были художественные мастерские; дальше высились небоскребы Хирон-Тауэр и Бродгейт-Тауэр, а слева выглядывала верхушка «Лондонского огурца»[8]. На переднем плане находилась надземная железная дорога; ее ветка заворачивала налево, а под ней проходила оживленная трасса. А дальше за ней между путями была зажата печально известная сауна «Колесницы»[9].

Едва начав работать над панорамой, я поверил в себя, как никогда. Мне хотелось, чтобы рисунок получился идеальным, поэтому я не спешил и усердно работал день за днем. Процесс шел медленно, да и условия были не из лучших. Офисные работники воротили нос, когда видели, как мы с Джорджем поднимаемся наверх мимо их кабинетов, таща с собой мольберт и прочее барахло. Погода тоже не радовала, и несколько дней оказались потерянными, потому что было слишком сыро и ветрено, чтобы сидеть на крыше. Со временем у меня появились фотографии панорамы, благодаря которым я смог работать над рисунком по вечерам в своей квартире.

Для продвижения моей работы Грифф нанял местного кинематографиста Уилла Робсона-Скотта, который должен был снять небольшой документальный фильм обо мне. Работа над картиной мне понравилась. Уилл провел меня по всем моим старым прибежищам, включая Пентонвильскую тюрьму. По дороге я рассказывал водителям такси:

– Мы снимаем кино, потому что я вот-вот взорву арт-пространство!

Пока Грифф был на фестивале уличного искусства в Чичестере, со мной связались рок-музыканты из группы Heaven’s Basement. У них было назначено интервью в программе «Радио 1» с диджеем Элис Левайн. Формат программы предполагал, что гости приносят подарок Элис и ее соведущему. Музыканты попросили меня нарисовать портрет диджеев, и я это сделал. В то время женские лица мне совсем не давались, и я попросил ребят объяснить это Элис, потому что мне совсем не понравилось, как вышел ее портрет: я его просто-напросто запорол. Как только музыканты начали передавать мои слова Элис, она воскликнула: «И не говорите, женские лица ему явно не даются!» Все расхохотались, но все же в этом были и свои плюсы: обо мне говорили. Музыканты подробно рассказали обо мне и о том, как я рисую, сидя на тротуаре вместе с Джорджем.