– С дороги, падаль, – прорычал Даффи, – или мы потушим ваши огни.

Существо выставило руку с пятью длинными когтями и пошевелило ими в воздухе на манер перевернутой на спину букашки.

– Что-то не верится, – прошелестело оно.

– Навозные жуки! – гневно воскликнул Аврелиан. – Вслушайтесь в мой голос, вслушайтесь в его. Ужели не знаете вы, кому противостоите?

Существо захихикало со странным звуком, точно перекатывались в кружке игральные кости.

– Конечно же, знаем, человек. Волшебник отступил на шаг.

– Кто-то переманил их на сторону врага, – шепнул он. – Я знал о здешних опасностях, порожденных бездушием и забвением, но не ожидал открытой измены.

«Чем переманил?» – подумал Даффи. Но не успел он спросить, как все три создания разом кинулись вперед, точно пущенные одной тетивой. Одно врезалось в Даффи и свалило его на пол, когтями пытаясь добраться до глаз, пока ирландец, закрывшись одной рукой, другой бил кинжалом. Аврелиан уронил лампу, но та, не разбившись и продолжая гореть, откатилась в угол.

Уже вторая тварь насела на Даффи, пытаясь вспороть ему живот, по счастью, на время озадаченная кольчугой под кожаным камзолом. Даффи как заведенный колол кинжалом, и, хотя лезвие через раз погружалось в мягкое брюхо, если не отскакивало от кости, первое создание продолжало раздирать когтями его лоб и щеки. Он чувствовал, как собственная горячая кровь проникает ему в уши, а чужая стекает на руку, сжимающую кинжал, заставляя пальцы скользить. Все запахи перебивала вонь от меха, а слышал он лишь собственные отчаянные вопли.

Внезапно что-то с силой врезалось в существо, оседлавшее его грудь. Ирландец высвободился и по рукоять всадил кинжал в лицо другого нападавшего, примерно туда, где под мехом должен был располагаться глаз.

Существо повалилось, рванувшись так, что кинжал выдернуло из руки Даффи.

На четвереньках он развернулся к первому – и увидел лишь два распростертых на полу неподвижных тела. Он обернулся, чтобы глянуть, как там Аврелиан, но старый волшебник уже отпихивал обмякший труп в сторону, чтобы подобрать лампу. Даффи облегченно выпрямился, потом его колени подломились, и он, скорее, рухнул, чем сел.

– Я думал… их было… всего трое, – еле выговорил он. – О, ясно!

Аврелиан подошел со своей лампой, и теперь Даффи заметил, что четвертое существо, сбросившее когтистую тварь с его груди, было иного сорта. Ногой он перевернул труп и вновь увидел глаза со зрачком-щелочкой и широкую, но теперь совсем безжизненную ухмылку. Горло их нежданного союзника было от уха до уха распорото когтями, но рукоятка его короткого меча торчала из пушистой белой груди паучьего отродья.

– Он, видно, решил сам заплатить пошлину, – констатировал Аврелиан. – Хватай кинжал и меч, если желаешь, – я, впрочем, думаю, нужды в них больше нет, – и пошли. Нам крупно повезет, если лампа не потухнет на полпути. Даффи покоробил легкомысленный тон Аврелиана.

– Здесь отдал жизнь доблестный воин, – угрюмо проронил он.

– Э? Ах да, наш глазастый приятель. Верно. Расплата за храбрость – смерть, равно как и расплата за все остальное. Разменная монета королевства. Если скорбеть о каждом достойном человеке, умершем за нас, то и с постели до горшка не доберешься. Идем.

Ирландец оперся на онемевшие руки, с трудом нашел силы встать – ноги его тряслись. Перед глазами все плыло, и, чтобы не лишиться чувств, он вынужден был опереться о стену и смотреть в пол, стараясь дышать поглубже.

– Постель ждет тебя, – сказал старик. – Вперед и вверх.

Свет и вправду потух посреди подъема по тесной винтовой лестнице, но они ощупью выбрались наверх без новых происшествий. Даффи был еле жив и воспринимал происходящее точно во сне. Сильной боли он не чувствовал, но все тело распухло и горело, вдобавок его трясло. После бесконечного шарканья в темноте изменение температуры вокруг побудило его открыть глаза и оглядеться. Они вновь были в старой заброшенной часовне, тускло освещенной занимающимся рассветом.

– Откуда… – прохрипел ирландец, – должны были непременно узнать меня или мой голос? Все они?

– Тебе нужно выпить, – сочувственно сказал волшебник.

– Пожалуй, – поколебавшись, согласился Даффи, – но меня тут же вырвет.

Аврелиан запустил руку под мантию.

– Держи, – протянул он Даффи засушенную змею. – Покури.

Ирландец с сомнением оглядел тонкий силуэт змейки на фоне окна, покатав ее между пальцами.

– Вроде табачных листьев с островов Заката?

– Не совсем. Доберешься сам до своей комнаты?

– Да.

– Возьми еще вот это. – Аврелиан протянул маленький кожаный мешочек, туго перевязанный витком проволоки. – Здесь средство от загнивания плоти. Перед тем как лечь, умой лицо и вотри это в раны. Если повезет, то и шрамов не останется.

– Господи, какие там шрамы! – Даффи добрел до двери, открыл ее и обернулся. – Отчего, если никто не спускался туда столько лет, все они понимают современный австрийский?

Даффи не мог толком разглядеть выражение лица волшебника, но тот, казалось, грустно улыбнулся.

– Этой ночью на австрийском не было произнесено ни одного слова, за исключением нескольких твоих фраз в мой адрес. Все разговоры с туннельными крысами шли на древнем боийкском диалекте, приправленном искаженной латынью; создание же из колодца пользовалось тайной безымянной речью, известной задолго до появления людей. Даффи рассеянно кивнул.

– Тогда я-то как понял?.. – Он пожал плечами. – А почему нет? Чудесно. В другой раз поговорю с барсуками на языке жестов, как пить дать поговорю. Да. И что же я им скажу? Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Пошатываясь, Даффи поплелся по скрипучим половицам коридора. Аврелиан остановился в дверях, провожая его взглядом, и видел, как ирландец наклонился к одному еще горящему канделябру на стене, раскурил змею и продолжил путь, оставляя за собой шлейф белого дыма.

Глава 11

Настало пасхальное утро, и с собора Святого Стефана колокола разливали благостный перезвон по залитым солнцем городским крышам. Еще одна зима осталась позади, радостные горожане заполнили несколько церквей, празднуя весеннее равноденствие, воскрешение молодого бога. В полночь все свечи, даже лампады были потушены и зажжены вновь от огнива в соборном притворе, откуда алтарные служки разнесли их по другим церквам, дабы начать новый церковный год возрожденным светом.

Простым мирянам тоже перепало немало удовольствий. Торговцы сосисками на каждом углу выставили маленькие тележки с решеткой для жарки, пустив по улицам пряный соблазнительный дымок. Одетые для мессы в лучшие наряды, детишки по завершении службы шныряли по площади Святого Стефана, выпрашивая у родителей несколько грошей на пасхальные пироги, а к продавцам реликвий и святых даров выстроились очереди желающих приобрести иконки, четки или мощи всевозможных святых – позднее было подсчитано, что целых шесть блаженных скелетов за день перешли из рук в руки. Все эти торговцы вкушали блаженство церковного отпущения на запрет работать в воскресенье, но и прочие мелкие коммерсанты не преминули воспользоваться многолюдным сборищем для того, чтобы украдкой предложить свои неосвященные товары. Один из таких, самозваный квартирмейстер, распахнул на углу Тушлаубен деревянные стенки своей тележки, выставив на обозрение разложенные мечи, нагрудники, алебарды, шлемы и сапоги, иные из-за своей древности вполне могущие сойти за реликвии.