Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любайд выдохнул:
— Али, мы уже довольно давно знаем друг друга. Мы ведь друзья, да?
— Конечно. Я тебе обязан жизнью.
— Тогда я, как друг… могу тебя спросить кое о чем?
Али кивнул, упираясь ладонями в землю:
— Конечно.
— Что с тобой происходит?
Али удивленно посмотрел на Любайда:
— Что?
Любайд вскинул руки.
— Почему ты ползаешь тут по земле, когда сейчас эта хорошенькая девица могла бы снимать с тебя твою замечательную мантию?
Али зарделся. Абла была очень красива, а сцена, описанная Любайдом, никак не способствовала тому, чтобы он забыл об этом факте.
— Не будь таким неуважительным, — с укором в голосе проговорил он. — К тому же она не в моем вкусе.
— Почему? Потому что не дэва?
Али недовольно посмотрел на него:
— Не начинай.
Любайд закатил глаза:
— Всем об этом можно говорить, а мне — нет. Почему?
— Потому что у тебя своя голова на плечах.
— Да, я знаю, ты стал совершенно невыносим, когда пришли известия о свадьбе твоего брата, а ты каждый день пишешь ей любовные письма.
«Интерес к моей стране с точки зрения улучшения твоего арабского языка… Насколько я понимаю, это было притворством?» Ему вспомнились слова Нари, сказанные в затопленных туннелях под дворцом. Али до сих пор помнил жесткость ее голоса, напускное отчуждение в голосе Нари не могло скрыть обиду в ее глазах.
Нет, это было не притворство. Скорее, Али просто не понял, что время, проведенное им с Нари, было светом — и светом, им не заслуженным, — пока не стало слишком поздно. Воспоминания о ней все еще преследовали его.
— Они не… не любовные письма, — пробормотал он. — Я что хочу сказать… я вижу здесь нечто такое, что мне кажется интересным. То, что и Нари сочла бы интересным. Полезным. Это скорее научный интерес, чем что-либо иное.
— Конечно, — сказал Любайд, явно не поверив ни одному слову Али. — Женись на этой Абле, мой друг. Прошу тебя. Тебе нужно двигаться дальше.
Загнанный в угол и сконфуженный, Али попробовал другой вариант реакции.
— Ты разве не слышал, что губернатор предлагал и кое-что еще? Место для наращивания поддержки? Один только этот брак будет выглядеть так, будто я пытаюсь создать политические союзы в Ам-Гезире.
Любайд посмотрел на него многозначительным взглядом:
— Может быть, тебе и стоит озаботиться политическими союзами. Все лучше, чем ждать, когда ассасины доберутся до тебя.
Али поднялся с земли.
— Я не могу так поступить с моей семьей, — сказал он, отирая руки об изару. — Спрошу губернатора — не поделится ли он этими семенами.
— Не думаю, что его интересовали эти семена.
— Я тебя заколю трезубцем Шардуназату.
Любайд хмыкнул:
— Ты этого никогда не сделаешь. И не брал бы ты лучше эту треклятую штуку в Бир-Набат. Только тебе хватает ума таскать за собой украденное оружие демона моря.
— Демона земли, — поправил его Али. Но напоминание о его схватке с Шардуназату навело его на мысль о еще одной стороне этого события. — Любайд, ты когда-нибудь слышал о Тиамат?
— Ты имеешь в виду Бет-иль-Тиамат? Можешь верить, можешь — нет, но слышал. Это название гигантского океана к югу от нас.
Али отрицательно покачал головой:
— Нет, я не про океан. Просто Тиамат. Шардуназату говорил о Тиамат как о старом враге. — Он помолчал, пытаясь вспомнить подробности. — Я готов поклясться, что слышал это имя и прежде. Это какое-то первобытное божество у людей или что-то такое… Но демон земли говорил о другом. Он говорил о войне, о ком-то, кто обратил в бегство маридов…
— Что-то это не похоже на сражение, которым можно гордиться. — Любайд пожал плечами. — Кто знает? Может, этот демон просто спятил, проторчав тысячу лет в какой-то подводной пещере с толпой статуй.
Поток холодной воды струился внизу, он быстро поднялся до щиколоток Али. Видно, кто-то убрал одну из каменных плотин, расположенных вверх по течению. Вода переливалась в лунном свете, уносила стайку сухих листьев, издавая шуршащий звук, очень похожий на маридский шепот, который все еще мучил Али в его ночных кошмарах.
Он отступил на сухую тропинку:
— Наверное, ты прав. Идем, вернемся на пиршество, а потом поспешим отсюда, пока для одного из нас пребывание здесь не закончилось женитьбой.
Разведчик
События этой главы в первоначальном варианте были альтернативным прологом «Медного королевства». Спойлеры к двум первым книгам.
— Ну, и что ты сделал?
Цао Пран ощетинился, услышав этот вопрос, и его лошадь нервно затанцевала под ним. Он стрельнул взглядом в гезирского военного, ехавшего рядом:
— А кто сказал, будто я что-то сделал?
Джахал фыркнул:
— Послушай, солдат просто так не выгоняют из Цитадели и не отправляют разведчиками на северные границы Дэвастана. Чтобы такое с кем-то случилось, он должен совершить какой-то проступок.
Он явно наслаждался собой, и его серые глаза заблестели… в их блеске была и немалая доля присущего ему самодовольства. От Джахала и оставались-то одни глаза, поскольку в остальном он был полностью закутан в меха. Ледяная корочка уже успела образоваться на черном игольчатом мехе его балахона, пошитого из шкуры какого-то существа, в прошлом бывшего зверем, животным земли и алой крови.
Прана чуть не выворачивало наизнанку, когда он видел все это. Хотя Джахалу вроде было тепло в таком одеянии, Прану была невыносима одна только мысль о том, чтобы закутаться в меха, как это делали люди, обитающие в этих местах. Ему это казалось неправильным, нечистым.
Но тем не менее ему было ужасно холодно.
Джахал продолжил:
— Я здесь старший, ты же знаешь, — напомнил он Прану чуть ли уже не в сотый раз. — Я могу приказать, чтобы ты мне ответил. — Он подвесил свою угрозу в воздухе, его глаза все еще блестели, будто шутили, словно Прану это тоже казалось забавным, эти постоянные устрашения, разговоры о том, что его спутник может выпотрошить его, не предъявляя никаких обвинений, или просто бросить его в этой дикой земле. — Ну, так скажи. Пытался получить взятку у родственника какого-нибудь министра? Переспал не с той женщиной.
«Да скажи ты ему. Так будет проще жить». Пран дымным облаком в свежий воздух выпустил дыхание изо рта.
— У меня были небольшие проблемы в том, что касается вина и пунктуальности, — признался он. — Слишком часто пропускал свою вахту.
— Ты пропускал вахту? — повторил он, словно не в силах поверить в услышанное. — Вряд ли такая провинность наказывается смертью