— Если предположить, — говорил монах, согнувшись над столом с рисунком, — что вечность исходит с Неба и дана Богом и Духом Святым, а время исходит от дьявола и движется слева направо, то вечность и время могут пересечься. Если это происходит, там и когда это происходит, в месте золотого сечения вечности и времени, и находится настоящее мгновение нашей жизни. Этой жизни нет ни в предыдущем, ни в последующем мгновении. Жизнь человека и всего живого существует только в тот один-единственный настоящий момент. Между «тик» и «так» ваших венских часов.

Это золотое сечение вечности и времени даровано нам великой милостью Вседержителя и Его Святого Духа, ибо следует иметь в виду, что во Вселенной должно существовать и некое время, которое не пересекается с вечностью и где отсутствует настоящее мгновение, в котором только и может существовать жизнь. Отсутствует золотое сечение. Отсутствует благословение Духа Святого. Таким образом, можно предположить, что во Вселенной существует еще и какое-то другое время, отличающееся от нашего, благословленного вечностью, то есть время бесплодное и лишенное милости Божьей, время, в котором нет Святого Духа, а поэтому нет и быть не может жизни.

— Следовательно, вы, Dominusvobiscum, считаете, а по сути дела верите в то, что во вселенной имеется много разновидностей «настоящего»?

— Да. Христос говорит: «…в доме Отца Моего обителей много». И именно через эти «обители», через эти разновидности «настоящего», Христос, словно перебираясь по камням через воду, вознесся на небо.

II. Пища для агнца Божьего

— Значит, по вашему мнению, Dominusvobiscum, существовал хлев, в который был помещен человек, agnus Dei. Но можно ли жить только за счет хлева, другими словами, за счет настоящего? Агнца до́лжно и накормить. В словах Иисуса, которые вы только что привели, говорится и о воде. О воде крещения, которая означает вхождение в Царство Божие. Вхождение в жизнь вечную. Что вы на это скажете?

— Некоторые истории о Богородице помогут нам сделать определенные предположения, отец Ружичка, — произнес монах, засмотревшись в окно, заполненное книгами, испускавшими запах переплетного клея и разноцветных чернил, которые он различал нюхом, так что ему не нужно было открывать рукопись или типографскую книгу, чтобы определить, какие цвета использовались в оформлении… — Есть одна прекрасная легенда о звездах, — продолжил монах. — Тому, кто ее внимательно выслушает, она расскажет о недоступном нашему опыту наблюдения золотом сечении, о тех самых, других, разновидностях «настоящего» во Вселенной и о каплях жидкости, которая там, в далеких пределах, обеспечивает выживание. С вашего позволения я хотел бы пересказать вам эту легенду.

Есть на небе среди звезд скопление маленьких звездочек, которые зовутся каплями или слезами из глаз Богородицы, а по-другому — слезным путем на небе. По этому слезному пути, по капающим из глаз Богородицы слезам в небо бесконечной толпой поднимаются мертвые детки и легко избегают встреч с черными князьями небесными…

Те слезы из очей Богородицы суть указатель пути умершим детям, то есть миллионам душ, которые движутся по Вселенной от золотого сечения до золотого сечения, от одного «сейчас» до следующего «сейчас»… А каждое такое «сейчас», так говорит легенда, если к ней чутко прислушаться, это капля питательной жидкости. Потому что там, где есть питательная жидкость, есть и жизнь. Давайте вспомним: «Если кто не родится водой и Духом Святым, не может войти в Царство Божие».

— Да, — заметил здесь падре Ружичка, — молитва ангелу воды Сахиелу гласит: «Ангел воды, войди в мою кровь и дай воды жизни моему телу».

— Именно так, вода жизни — это вода из Богородичного источника, который и есть источник здоровья, любви и счастья. Вселенная усеяна каплями «настоящего» и каплями воды. Усеяна хлевами и пищей для Божьих тварей. Любое «сейчас» — это временная дефиниция жидкости! Везде, где произошло золотое сечение и капнула капля слез Богородицы, то есть капля питательной жидкости, возникает жизнь.

— А как вы полагаете, Dominusvobiscum, куда и почему летят эти души?

— Святой отец Григорий Нисский говорит: «В природе существует необходимость того, чтобы бессмертная душа излечилась и очистилась, и если она не сделала этого в жизни земной, исцеление произойдет в будущем и в следующих жизнях».

III. Тело

— Что ж, Dominusvobiscum, мне ясно, как вы видите этот вопрос. А как вы тогда посмотрите на наше тело, которое создано для того, чтобы жить только в настоящий момент?

— У хазар, остатки которых все еще сохранились здесь, на Паннонской низменности, упоминается некий плод под названием «ку». В наше время он больше не существует. Так что можно считать, что из существа он превратился в несущество, в слово. Хазары уверены: это слово — единственное слово их языка, которому шайтан позволил сохраниться. Только это слово по воле шайтана осталось в воспоминаниях хазарской принцессы как зародыш. Следовательно, Он сохранил возможность снова воссоздать существо из несущества. Это путь, который, как говорит Библия, ведет к воплощению посредством Слова. Библия говорит, что «слово стало плотью», а хазары считают, что «плоть стала словом», из которого снова может родиться плоть. Хазарская легенда словно говорит нам, что и нечестивый не всевластен, что и он покоряется возможности возобновления жизни из сохранившегося зародыша, зерна, то есть слова, которое обновит жизнь. Итак, нечестивый знает, что не может или не смеет полностью положить конец жизни. Он знает, что слово может получить новое воплощение.

— Вот именно, вот именно, Dominusvobiscum! И он боится Творца! В связи с этим я бы хотел вам кое-что показать.

И отец Ружичка позвонил, потянув за позолоченный шнур, висевший возле стола. Появился огромный лакей в голубой ливрее, обшитой серебряным кантом, под париком, щедро посыпанным блестящей пудрой. На поясе у него висела короткая сабля. Хозяин указал ему на подсвечник, тот взял его и подошел к небольшой двери в стене. Ружичка подвел к ней своего гостя, за дверью виднелись ведущие в подвал каменные ступени. Впереди шел лакей со свечами, за ним Гавриил, в затылок ему дышал падре Ружичка. Они спустились на выложенный каменными плитами пол подвала и оказались перед огромным колодцем, украшенным плетеным железным орнаментом, над которым возвышался мощный ворот. Тяжелая крышка колодца была закрыта, а на его мраморном крае лежало несколько камней. Отец Ружичка мигнул лакею, и тот поднял крышку, которая жалобно скрипнула, словно ей больно. Звук пересек помещение и откликнулся эхом где-то далеко, под какими-то невидимыми сводами…

Иеромонах Гавриил вздрогнул, словно его ранили. Он вдруг почуял опасность и затрепетал, поняв, что находится в полной власти человека, на которого он, думая, что защищается, напал с амвона, оскорбил его и про которого предсказание говорило, что тот убьет его. К тому же рядом его вооруженный слуга. Тут, к ужасу монаха, Ружичка опять сделал лакею знак, и тот взял с края колодца один из камней. Гавриил замер, но лакей, вместо того чтобы наброситься на гостя, как тот ожидал, бросил камень в колодец. Трудно было понять, то ли лакей выбрал для нападения неподходящий момент, то ли планировалось что-то другое. Во всяком случае, падре прижал палец к губам и прошептал: