– Куда ты меня везешь? – опомнилась я.

– Я выкупил у отца квартиру Дерека. Теперь иногда там живу.

– Дом не разбомбили?

– Нет. Этот район Т. уцелел.

– Значит, Одьен приедет к тебе?

– Да.

– Вот и хорошо.

На этом наш разговор был окончен. Перекрестки, светофоры, машины, прохожие на улицах, светящаяся реклама и окна дорогих бутиков. Я цеплялась взглядом за манекены в этих окнах. Безликие, в красивых шмотках и на высоких каблуках они демонстрировали красоту, которую не каждый мог себе позволить. Роуз могла. Она променяла совесть на эту красоту, а я променяла жизнь сестры и ее ребенка на собственную шкуру. Я хуже этих манекенов. Я безликое чмо, живущее взаймы.

***

Айени припарковал автомобиль на подземной парковке. Я вылезла из машины и пошла к лифту. Айени подошел следом, неся в руке пакет с продуктами.

– Собрался ужин готовить? – спросила я.

– А почему бы и нет?

Действительно. Почему бы и нет?

Мы поднялись на этаж и вошли в квартиру. Здесь многое изменилось. Айени сделал ремонт и заменил темные тона, к которым у Дерека была какая-то особенная страсть, на светлые. Светлые полы, светлые стены, много дерева и совсем мало пластика. Кухня и гостиная все так же были объединены, а на теплом полу появился ковер.

– Ты проходи. Можешь осмотреться. Моя спальня в бывшей гостевой, а комнату Дерека я переделал в рабочий кабинет.

– Ясно, – я сняла куртку и бросила ее на пол в холле.

Айени любезно ее поднял и повесил в шкаф. Я не собиралась расхаживать по этой квартире и смотреть, что Айени в ней переделал. Само пребывание здесь навевало на меня невеселые воспоминания о времени, когда Дерек был еще жив. Я помыла руки в ванной и вернулась на кухню. Айени закатал рукава своей дорогой рубашки и надел передник. Кажется, он действительно собирался готовить ужин.

– Ты хотела выпить вина?

– Нет, спасибо, – я присела на высокий стул у барной стойки.

Айени достал бокал из шкафчика, потом бутылку вина из винобара и налил себе красного. Покрутил бокал в руке, поднес к носу, оценил аромат, и выпил махом все за раз.

– Ты за рулем, – напомнила я.

– Кто не пьет – тот машину ведет, – ответил он и налил себе еще.

Я продолжала молча за ним наблюдать. Достал маринованные стейки из упаковки. Налил масло в сковородку. Включил плиту.

– Может, помочь хочешь? – он ждал, когда разогреется масло в сковородке.

– Не хочу, – я уткнулась подбородком в сложенные на столешнице руки.

Я наблюдала за тем, как он жарит мясо. Как моет овощи и нарезает салат. Как солит, перчит и добавляет в салат сухие травы. Как размышляет над чем-то перед открытой дверью набитого продуктами холодильника.

– Ты здесь живешь, – сделала вывод я.

– Думаешь? – он достал картофель и морковь.

– Уверена в этом.

Айени бросил овощи в раковину и начал их мыть.

– Ты продал ваш с Роуз дом?

– Нет.

– Ты там бываешь?

– Нечасто, – начал чистить овощи. – Ты острое любишь?

– В меру.

– Тогда без халапеньо сделаю.

Я продолжила за ним наблюдать. Он снял с огня мясо и достал другую сковородку.

– Одьен точно сюда приедет? – наконец, спросила я.

– Да, – Айени начал нарезать очищенные овощи.

– Ты пожарил два стейка, а не три, – я встала и направилась в холл.

Открыла шкаф, забрала куртку, схватила сумку и попыталась открыть входную дверь. Электронный замок был заблокирован.

– Айени, открой дверь!

Он как будто и не слышал меня.

– Открой дверь! – я влетела на кухню. – Немедленно!

– Мэйю, – он повернулся ко мне, – ты никуда отсюда не уйдешь. По крайней мере, сейчас точно. Так что успокойся. Оставь свою куртку в покое и разуйся – ковер на полу до хрена стоил.

Я демонстративно бросила вещи на пол и, не разуваясь, снова присела на высокий стул.

– Предлагаю сначала поесть, – Айени помешивал лопаткой овощи на сковородке.

– Что конкретно сейчас здесь происходит? – мой голос был похож на рык львицы, предупреждающей врага о нападении: в данном случае, козла.

– Ты знала, что за тобой следили? – спросил он.

– Когда?

– Два месяца назад. Мы нашли файлы с твоими фотографиями, твоим графиком рабочего дня, схемой больницы, из которой ты уволилась три недели назад. Что с тобой произошло?

– Перегорела, – ответила я.

– Мы нашли эти файлы на инфоблоке пациента, который полтора месяца назад упал с крыши своего дома и на прошлой неделе умер в нашей больнице. Этот молодой человек работал вместе с Поуком и раскурочивал дело о черной Жатве. Его убил Денни – высокий симпатяга.

– Как звали убитого парня?

– Питер Донохью.

– Я такого не знаю.

– Зато он тебя знал, Мэйю, – Айени обернулся ко мне.

– Зачем ему за мной следить?

– Мы думаем, что с ним работал кто-то еще. И этот кто-то следил за тобой. Возможно, и сейчас следит. Во что ты влезла, Мэйю? Во что вляпалась?

– Ты меня в чем-то подозреваешь?! – не поняла я.

– На твоей оболочке слишком много рубцов. Даже для палача.

Я сжала губы в прямую линию и не стала отвечать.

– Какого это – родиться палачом в семье послушников? – Айени перевернул мясо на сковородке. – Они ведь до сих пор тебя боятся. Или боятся за себя, потому что, если кто-то узнает, что во время Восстания они укрыли палача, по голове их не погладят. Да, времена изменились. Райоты и палачи заработали амнистии. Но ты врач, а это до сих пор запретное поле деятельности для палачей.

Я потянулась за бутылкой с вином. Налила себе в бокал Айени и выпила. Легче не стало.

– И давно ты знаешь? – спросила я.

– Ты спасла ребенка и убила водителя, – произнес он. – Я бы мог тебя остановить… Но не стал. Я соучастник, Мэйю. И срока давности у этого преступления нет, потому что это было убийство. Я никому не рассказал о том, что видел. И никогда этого не расскажу. Питер Донохью был высшим палачом, который работал с кем-то, кто следил за тобой.

– Он упал полтора месяца назад? – спросила я.

– Да.

– Четыре недели назад на меня напали. Но нападавший был не высшим палачом, а низшим. Он сработал через портал. Пробил мне грудь мечом. Я пошла за ним в четвертое. Лица не видела, но голос запомнила. «Твоя клятва Возмездия, сука», – вот что он мне сказал перед тем, как смыться. Я потеряла слишком много Потока и рухнула в первое измерение. И упала в первом, выдрав зажим из питающего опухоль сосуда в теле семилетнего ребенка. Ребенок умер от кровотечения, которое не смогли остановить. А я выжила за его счет. Очнулась в реанимации. Мне сказали, что у меня остановилось сердце. Провалялась в больнице неделю и выписалась. И дала себе слово, что больше никогда не подойду к операционному столу. Если бы я не была палачом, он бы не пришел за мной, и ребенок остался бы жив, – я налила себе еще вина и выпила.