– Не знаю, любит ли он меня. Мы встречаемся два года, и он ни разу не признался мне в любви. Но он никогда не полюбил бы меня, если бы мог заглянуть мне в душу. Потому что он – настоящий. Что ни говори про Колина, но он всегда остается собой. Он всю жизнь проработает на фабрике, у него всю жизнь будут одни и те же друзья, и он рад этому и считает себя значимым. Но если бы он знал…

– Что? Договаривай.

– Я притворщица. Я никогда не бываю собой. Со старичьем я разговариваю с южным акцентом, с тобой я без ума от графиков и умных мыслей, с Колином – болтушка-хохотушка. Я – никакая. Когда всю жизнь хамелеонишь, все становится ненастоящим. Твоя проблема в том, что – как ты сказал? – ты не значителен.

– Не значим.

– Да, не значим. Ну вот, про тебя, по крайней мере, можно так сказать. Про вас всех: про тебя, Колина, Гассана и Катрину можно сказать, какие вы. Катрина общительная. Гассан смешной. А я никакая. Такая, какой мне нужно быть, чтобы не выделяться на фоне остальных. Про меня ничего и не скажешь, кроме того что я притворщица.

– …

– …

– …

– …

– Ну, мне ты нравишься. Со мной ты не хамелеонишь. Я только сейчас это понял. Например, ты кусаешь палец только наедине, но при мне ты это делаешь, потому что не считаешь меня чужаком. Я сижу в твоем тайном убежище. И ты не против того, чтобы я заглянул тебе в душу.

– Ну, немножко.

– Ты не против потому, что я не представляю опасности. Я – ботан.

– Неправда.

– Правда. Именно поэтому.

– Может быть. Я об этом не думала.

– Я тебя не упрекаю, это просто интересно. Я тебя тоже не стесняюсь, хотя мне никогда раньше не нравились популярные девочки. Но ты не похожа на них. Ты как будто украла у них секрет крутизны. И это офи…

– Привет.

– Привет.

– Может, не надо?

– Ну, ты сама начала.

– Да, но только ради того, чтобы драматично сказать «Может, не надо?».

– Ха.

– Соприкоснемся лбами и носами, и ты положишь руку мне на колено, а остального – может, не надо?

– У тебя изо рта пахнет выпивкой.

– А у тебя изо рта пахнет так, как будто ты целовался с драконом.

– Эй, это моя шутка!

– Прости. Хотела разрядить обстановку.

– …

– …

– Что ты делаешь?

– Палец кусаю. Дурная привычка.

Когда они вышли из пещеры, луна светила так ярко, что Колин моргал и щурился. По пути к машине их сопровождала неловкая тишина, а потом они вернулись к Розовому особняку.

Едва они остановились, Линдси сказала:

– Конечно, ты мне нравишься, ты отличный парень, но… нам не суждено быть вместе.

И он кивнул, потому что не мог заводить себе подругу, не закончив прежде теорему.

Ну и кроме того, ее звали Линдси.

Они тихо распахнули дверь, надеясь не потревожить занятую работой и просмотром телемагазина Холлис. Когда Колин закрыл дверь, зазвонил телефон.

– Алло, – раздался голос Холлис из кухни.

Линдси схватила Колина за плечи и прижала его к стене. Теперь можно было подслушивать незаметно.

– Ну, тогда пусть этим занимаются мусорщики, – сказала Холлис. – Ну и херня… Ты не обязан убирать мусор; для этого мы и платим налоги… Нет, прости, Рой, но это херня… Нет, этого мы себе позволить не можем, поверь мне… Нет. Исключено… Ну, не знаю, Рой… Нет, я понимаю проблему… Подожди, я думаю. Боже, дочка с минуты на минуту вернется… А что насчет поля за складом? Оно же наше, так?.. Да, именно… Понадобятся только чертов бульдозер и погрузчик… Ну да, мне тоже не нравится, но у тебя есть другая идея?.. Ладно. До встречи в четверг.

Трубка с грохотом опустилась на рычаг.

– Холлис, – прошептала Линдси, – задолжала матюгальнику целую кучу денег.

Потом провела Колина по коридору в комнату Принцессы.

– Вылезем в окно, – прошептала она.

Стараясь действовать как можно тише, Колин открыл окно, выходящее во двор, и жестом указал на противомоскитную сетку. Может, он и сказал бы что по этому поводу, но воздержался, так как не умел шептать.

– Ты что, никогда раньше не выбирался из дома тайком? – прошептала Линдси.

Она надавила на уголки сетки и подняла ее. Затем протиснулась в окно головой вперед, болтая худыми ногами, и скользнула на лужайку перед домом. Колин решил пролезть следом ногами вперед, хотя и оказалось, что это довольно дурацкий способ.

Успешно выбравшись из дома, они отряхнулись, прошли к входной двери и открыли ее.

– Холлис, – крикнула Линдси, – мы дома!

Холлис сидела на диване с кипой бумаг на коленях. Она развернулась к ним и улыбнулась.

– Привет, – сказала она беззлобно. – Ну, как повеселились?

Линдси смотрела на Колина, а не на Холлис.

– В жизни так не веселилась, – сказала она.

– Еще бы, – кивнула Холлис, которая, судя по всему, и не слышала ее.

– Она ходила на склад, – тихо, как мог, произнес Колин, когда они поднимались по лестнице. – По четвергам она ходит на склад.

Линдси ухмыльнулась:

– Я знаю. Ты тут три недели живешь, а я – семнадцать лет. Не знаю, что здесь происходит, но она продает землю и все время на кого-то кричит по телефону, когда мы приходим домой. Ей бы в путешествие, – сказала Линдси.

– Да, путешествия могут многое исправить, – признал Колин.

– Путешествие? Кто сказал путешествие? – на верху лестницы стоял Гассан. – Я с вами. И Катрина тоже. Она учится в колледже, знаешь ли. Я встречаюсь со студенткой.

– Она учится на курсах медсестер в данвилльском медучилище, – пренебрежительно сказала Линдси.

– Вот я и говорю – это колледж! А ты, Одинец, еще говорил, что я никогда не стану встречаться со студенткой, если сам не поступлю в колледж.

– Как прошло свидание? – спросил Колин.

– Прости, брат, не могу рассказать. У меня все губы от поцелуев онемели. Эта девочка целуется так, будто душу из тебя высосать собирается.

После того как Линдси прошла к себе и легла спать, Колин тут же прошмыгнул в комнату Гассана, и они обсудили ситуацию (Гассану разрешили потрогать, не снимая футболки), а потом Колин рассказал ему о Линдси, но умолчал о тайном убежище, посчитав, что это секрет.

– Ну, – сказал Колин, – было темно, и мы соприкоснулись лицами, не считая губ. Она просто вдруг с чего-то приблизила ко мне свою голову.

– Так тебе она нравится?