Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выпросила себе персональный компьютер, чтобы не ждать, пока Машка наиграется, и начала выяснять, кто я такая и почему так получилось. Интернет выдавал такую безнадегу, что жить не хотелось. Выходило, что кто-то из моих прапрабабушек или дедушек то ли был превращен в оборотня, то ли сам был колдуном и решил превратиться… В общем, это наследственное, только проявляется не сразу и не в каждом поколении. Живых бабушек у меня не осталось, с матерью и теткой бесполезно это обсуждать, так что я уже не узнаю, кого благодарить за щедрое наследство.
Меня больше интересовало, как снова стать человеком. Тут одним Интернетом не обошлось: пришлось побегать по библиотекам и даже историческим кружкам (некоторые занимаются и такой фигней). Способы были один другого безнадежнее. Найти того колдуна или оборотня, что когда-то обратил прапрабабушку, и убить. Или саму прапрабабушку эксгумировать и снять пояс оборотня, который на нее когда-то надели. А может, не надели, а укусили, тогда никак… Или еще: в полнолуние, когда появляется Тварь, попросить кого-нибудь позвать себя человеческим именем. Где найти такого самоубийцу, в книге не говорилось. В общем, самым выполнимым было девять лет не есть мяса, и я стараюсь по сей день. Три года уже прошло.
Чего мне это стоило – поймет только оборотень, но где ж я возьму второго такого урода? Чтобы просто замечать появление Твари и помнить себя в ней, я вызубрила, наверное, целую библиотеку про гипноз, НЛП и саморазвитие. Читать я, кстати, ненавидела, думала – зашьюсь. Но где-то на сто первой границе человеческих возможностей быстро взялись и усидчивость, и память, и даже талант: через год кое-что начало получаться. А до этого я скупила всю палатку Али: цепи, замки и шелковые шнурки с палец толщиной стали предметами первой необходимости. Тварь рвала все, и я брала количеством. Чтобы ее контролировать так, как сейчас, я год таскала у Машки учебники по зоопсихологии. Вычитывала кучу непонятных вещей и, чтобы их понять, таскала другие учебники… Машка ругалась, но не отбирала, если видела меня за чтением. Ждала, пока отложу.
О волках и оборотнях я могу писать диссертацию. А вот контролировать Тварь у меня получается неважно. Хотя три года назад я была бы в восторге от своих нынешних достижений, но этого все равно очень и очень мало. Высший пилотаж и гарантированное освобождение – заставить Тварь нанести себе рану до крови. Тот, кто ТАК себя контролирует, – уже давно человек и оборачивается просто по привычке. У меня же едва получается уговорить ее добежать до леса, и то если на пути не попадутся люди. Тварь не боится ни боли, ни ран, но специально себя калечить не станет. И уж конечно, не отгрызет лапу, если попадется в капкан (я вообще думаю, что это миф). Осознанно причинять себе боль – это человеческое. И если Тварь… Кажется, я повторяюсь.
Своих я встретила уже на выходе из леса. Они удобно расположились с мангалом и складными стульчиками. Только сырое мясо на шампурах и заведенная машина выдавали, что приехали родственнички недавно и специально за мной.
– Ирина, ты как здесь?! Голая?! – Тетка вскочила и побежала ко мне навстречу, попутно снимая с себя шарф. – Ты в порядке? Все хорошо? Бегом в машину греться, потом расскажешь! – Она замотала меня своим широченным шарфом и подтолкнула к машине.
Дядя Леша с Машкой только кивнули, типа: «Привет». Они даже не изображали удивления, тетка прекрасно отыгрывала спектакль за всех.
– Где мальчики? Ты одна? Поссорилась со всеми и ушла из дома в чем была? – С ходу придумала, а?! Просто и правдоподобно. – Они, наверное, тебя ищут, весь район обежали! Нельзя так с мужчинами, они нервные…
– Не ищут, теть… – Надо же ответить из вежливости.
Я залезла в машину и закрылась от всех слабой разрешенной тонировкой. Прогретая – точно меня ждали. Выкрутила печку на полную, вытянула ноги. Если дядька принесет мне шашлыков, я, так и быть, смирюсь с испорченным Новым годом. Это людей жрать нельзя, а шашлык после ночных боев – очень даже можно. Еще бы кофейку… Дядя Леша мне делает иногда, слабый и сладкий. Полкружки молока, полкружки сахара, пол-ложки кофе. Мне нравится, а Машка не понимает. Им, студентам, подавай кофе покрепче, чтобы всю ночь играть за компьютером, прочесть под утро пару главок из учебника и бежать на экзамен.
Ни шашлыка, ни кофе в машине мне так и не перепало. Полупрожаренное мясо завернули в фольгу и под теткино: «Скорее, она же совсем простынет», – погрузили в машину со всем скарбом. Правильно, какие тут шашлыки, когда в машине «больной ребенок». Неважно, что этот ребенок здоровее всей семьи, в том числе – на голову. У нас тут спектакль, наши маленькие зрители, и мы лучше откажем себе в шашлыках, чем признаем правду. Одного не могу понять: они думают, что мне будет обидно, если назвать меня оборотнем? Если просто признать этот факт и не кривляться непонятно для кого? Да мне обиднее, что моих проблем не замечают. Что так старательно игнорируют факты, самые важные для меня. Зачем они это, для кого?
– Подвинься, Машка, а то укушу.
– Сама дура. – Даже не вздрогнула. Я бы испугалась, если бы мне оборотень такое пообещал. Я бы вообще побоялась жить с оборотнем. А они ничего – терпят. И даже делают вид, что все в порядке. Может, и правда – так лучше? То есть им так удобнее? Это какое мужество нужно иметь – жить с уродом. А тетка еще не видела разбитый стеклопакет.
Во дворе сонно перекидывались снежками Сашка и Фантомас. Увидев машину, они помахали, но не стали подходить. Правильно: нечего пялиться на меня босую и без куртки. А то что я скажу: в гостях раздели? Дядя Леша припарковался у подъезда. От мальчишек машину закрывала помойка во дворе, и я могла просочиться в подъезд без лишних свидетелей, но тетка добавила конспирации: она пошла за мной, буквально наступая на пятки. Вроде поторапливала, а было ясно: просто закрывает меня широкой спиной, чтобы никто не увидел. Я отчего-то подумала, что она не просто боится лишних вопросов, а стесняется меня. Привычная обида урода на мир пощекотала под ложечкой и отпустила, не успели мы дойти до лифта.
Дома тетка заценила разбитый стеклопакет, раздавленный Тварью пульт, неубранную кожуру от мандаринов и устроила показательный скандал. Это еще глупее, чем ее обычные спектакли перед полнолунием. Глупо ругать зверя за то, что он зверь, а человека за то, что он урод, – еще и подло. Первый год меня жутко доводили такие скандалы, а сейчас привыкла, даже смеюсь.
– Я твоей матери счет выставлю! Знаешь, сколько теперь стоит поменять окно?! – Знаю, не понаслышке. И про счет матери знаю. И я уже нашла себе подработку на лето, чтобы решить проблему, но пока это мой секрет. Да и не будет тетка слушать, ей нужен этот показательный скандал, как эффектный финал нужен актеру.
– А вы подождите пару месяцев, пока остальные не разобью. Выгоднее менять сразу все окна, я прайс видела.
– Неблагодарная, наглая… – Она никогда не скажет слова «Тварь». Знает, кого я так называю. – Девчонка! Мать, тетка с дядькой только и работают, что на твои разрушения. Как мне, спрашивается, за Машину учебу платить?!
– Пусть выходит замуж за олигарха. И меня пристроит.