отмычек. Лахаш и я должны были убить друг друга, но Ветис выпустил его раньше. Интересно, почему. Если бы ты умер, Мархосиас понадобилось бы новое подставное лицо. Может, Ветис? Подумай об этом. Легионер — гораздо лучший выбор на роль Люцифера, чем секретарь. Ты туп, как полная лошадиного дерьма шляпа.

Он взводит курок пистолета.

— У тебя десять секунд, чтобы сказать мне, что ты сделал с тем оружием.

— То оружие. Ты даже не знаешь, как оно называется. Держу пари, ты чуть не обоссался, когда я усилил охрану библиотеки, и ты больше не мог вынюхивать. Тоже очень плохо. Я боялся потерять Шар Номер 8, поэтому держал его рядом. Ещё несколько часов, и ты бы его заполучил.

— Достаточно неплохо. Лучше, чем дальше с тобой разговаривать.

Щёлк. Он снова нажимает на спусковой крючок. Ещё один щёлк.

— Мархосиас никогда бы не поставила свою жизнь в зависимость от оружия, в котором не уверена, что оно сработает. Видишь, что я имею в виду под тупостью.

Из ванной выходят Семиаза и Дикий Билл. У обоих в руках пистолеты. Бримборион уставился на них. Я приставляю зажжённый конец «Проклятия» к тыльной стороне его ладони, и он роняет «Глок» на кровать. Я бью его слева рукой Кисси и отбрасываю от стены.

— Что я сказал, будет, если ты когда-нибудь снова вздумаешь угрожать мне?

Он молча смотрит, прижимая к груди забинтованную руку. Я кладу свою руку ему на запястье.

— Я сказал, что заберу целую руку.

Я даю тьме вытекать из меня. Извиваясь и разрастаясь, она расширяется, словно корона чёрного солнца. Тьма окружает нас ледяной пустотой, оставляя нас с Бримборионом единственными двумя существами в одинокой ледяной вселенной. Сверху, словно лианы-душители, стекают чёрные усики, в то время как из глубин вздымаются щупальца. Колючие подёргивающиеся штуковины с кругами острых как бритва зубов, вращающихся, словно буровые коронки. Бримборион подаётся назад, но тьма окутывает его, затягивая глубже в чёрный океан. Буровые зубы окружили его плоть, ожидая моего сигнала.

Я хватаю руку Бримбориона своей рукой Кисси.

— Лахаш обворовал тебя, пытался шантажировать, или просто оказался удобным козлом отпущения? Как думаешь, он чувствовал, что происходит, когда они помещали внутрь него жуков? Или, может, позже, когда те выбрались наружу?

Бримборион открывает рот, чтобы закричать, но темнота втекает внутрь, и он захлёбывается ею. Я перемещаю свою руку туда, где его рука соединятся с плечом, и говорю: «Здесь». Зубы вращаются. Начинается бурение. Бримборион пытается вывернуться, но щупальца держат его, а чёрные лозы обвиваются вокруг головы, заглушая крики.

Когда бурение прекращается, он смотрит на руку, ожидая увидеть кровь и кость. Ничего. Кожа даже не повреждена. Он потирает немногие слабые царапины. Кожа под его пальцами проминается, как папье-маше. Это ему сигнал кричать. Он вцепляется когтями в пустую руку, стягивая пустую мёртвую плоть с хрупких костей. Из него льются насекомые. К тому моменту, как понимает, что происходит, он разрывает свою руку вплоть до самого плеча. Он пытается стряхнуть насекомых, но те окопались слишком глубоко. Сухие кости в его руке хрустят, и она падает там, где щупальце подхватывает её прямо в воздухе и утаскивает в пустоту. Он смотрит на меня, пока щупальца держат его, давая голодным насекомым время закончить свою работу. Это не занимает много времени. Когда Бримборион падает, его тело такое же сухое и пустое, как пустая оболочка саранчи.

Я отпускаю тьму, и она возвращается в меня, словно её никогда здесь и не было.

— Надеюсь, мне никогда больше не придётся это видеть, — говорит Семиаза.

— Ты мог это видеть?

Он кивает.

— Достаточно. Как сквозь туман.

— Напомни мне не ссориться с твоей плохой стороной, — говорит Билл.

— Ты всё ещё думаешь, что у меня есть хорошая сторона?

— Над этим работает поисковая группа, но я сохраняю оптимизм, что они что-нибудь нароют.

Семиаза подходит к телу Бримбориона. Осторожно трогает его ботинком, словно не уверен, что оно настоящее.

— Если бы только ты относился к остальным обязанностям Люцифера так же серьёзно, как к убийству врагов.

— Каким обязанностям? Проводить жуткие ритуалы или притворяться, что люблю круговые диаграммы? В чём я хорош, так это в убийстве сукиных сынов, которые хотят убить меня. Как давно вы, адовцы, пытаетесь это сделать? Уже почти двенадцать лет. Какая это годовщина? Оловянная? Дерьмовая? Напалмовая?

Билл садится на кровать. Скачет вверх-вниз на заднице, словно покупатель в аутлете матрасов. Трогает одеяло и простыни. Семиаза бросает на Билла взгляд, но тот не замечает, или ему плевать.

— А теперь ты отправишься домой и оставишь нас без Люцифера, и город запылает. Адовцы и проклятые души погибнут, но ты получишь то, чего хочешь, а разве не только это имеет значение?

— Я не могу вечно нянчиться с вами, мудаками. Мне есть чем заняться. Но я вернусь. Самаэль всё время уходил и всегда возвращался.

— Это был его дом, и мы знали, что он всегда возвращается. Какой у тебя стимул возвращаться?

— Никакого, но я всё равно вернусь. Не для того, чтобы спасти вас. Чёрт, большинство из вас в любом случае хочет умереть, так что им всё равно. Но я вернусь, потому что здесь внизу есть души, о которых я беспокоюсь. Я не позволю Аду снова развалиться на части.

— Думаю, там видно будет.

Он убирает пистолет в кобуру, и я мысленно говорю спасибо. Мне не хочется ввязываться в драку с единственным генералом, который выносит меня. И мне в самом деле не хочется возвращаться домой с дырками на лице.

— Я беру с собой гляделки. Если возникнет чрезвычайная ситуация или вам просто станет одиноко, оставьте записку на столе в библиотеке.

— Это очень обнадёживает.

Я жестом показываю Биллу встать, лезу рукой между матрасом и пружинным блоком и достаю полную обойму «Глока». Извлекаю обойму холостых патронов и вставляю с боевыми. По привычке сую было пистолет за пояс брюк, но останавливаюсь. Смотрю на Семиазу.

— Сколько из этого дерьма ты предвидел и не посвятил меня?

— Мархосиас — это не удивительно, но я не знал, что это случится так скоро. Что касается Ветиса, это было сюрпризом. И уж точно не возвышение Деймус и её церкви. За последние пару дней ты изменил саму природу ада, ты знаешь это?

— Ты действительно беспокоишься о выживании Ада.

— Это место мой дом больше, чем когда-то были Небеса.

— Вот почему я назначаю тебя главным, пока меня не будет.

Лоб Семиазы морщится, и он качает головой.

— Пожалуйста, не нужно.

— Я не доверяю тебе, но ты не присоединился