начал в бане горько плакать и сказал князю: “Знал бы ты, князь Адам, кто я такой, так не обзывал бы меня сукиным сыном, а тем более не бил бы меня по шеям из-за такой малости, но раз уж я выдаю себя за твоего слугу, то приходится мне терпеть”. Князь спросил: “Кто же ты? Как твое имя?”.

Подученный юноша сделал так, как ему было внушено, сказался младшим сыном прежнего московского царя Ивана Васильевича, рассказал обстоятельно, по порядку, что с ним произошло в детстве и как ныне правящий Борис Федорович посягал на его жизнь, затем — как он спасся и кто ему помогал, а также сколько времени он тайно скрывался здесь в Белоруссии, прежде чем поступить к нему на службу, показал ему также золотой крест, усыпанный драгоценными каменьями, и сказал, что его подарил ему крестный отец при крещении, — все, как монах Гриша Отрепьев его наставлял и учил.

Затем он по московитскому обычаю упал князю в ноги и сказал: “Князь Адам Вишневецкий! Поскольку так получилось, что ты узнал, кто я такой, то я предаю себя в твою власть, делай со мной, что хочешь, не хочу я больше жить в такой нужде, если же ты мне поможешь вернуть свое, то воздается тебе с избытком, если бог мне поможет”.

Князь Адам был удивлен и изумлен, а так как юноша был учтив и к тому же умен и скромен, да еще показал дорогой крест, он сразу поверил его словам, почтя за правду, что он действительно сын Грозного, попросил у него прощения за затрещину и за бранные слова, пригласил его остаться в бане и тоже помыться и не уходить, пока он сам за ним не придет. Он пошел к своей супруге и велел ей дать распоряжение по кухням, погребам, залам и комнатам сделать и приготовить все так, чтобы в этот вечер он мог угостить и принять московского царя. Его жене и всему двору это известие показалось весьма удивительным, именно то, что царь всея Руси так скоро и неожиданно прибудет ним. Князь приказал оседлать и великолепно убрать шесть прекрасных лошадей, определил и каждой лошади слугу, одетого в нарядное платье, приказал также как можно изящней убрать свою лучшую карету, запрячь в нее шесть отличных упряжных лошадей, и все они должны были стоять во дворе, так что слуги полагали, что хозяин сам хочет куда-то ехать.

Когда все было выполнено к его удовольствию, он взял с собой 2 слуг, пошел в баню, подарил своему бывшему слуге, молодому русскому царю, дорогие одежды, выказал ему много почтения, сам прислуживал ему, вывел из бани, подарил ему шесть верховых лошадей приставленными к ним слугами, а также и седла, палаши, пищали и всевозможные принадлежности, а также княжескую карету с шестью упряжными лошадьми и кучерами и еще других слуг для ухода за его, персоной и при этом попросил, чтобы его величество соблаговолил на от раз милостиво принять столь скромный подарок от него, скромного князя, а если он сможет еще чем-либо услужить ему, то не пожалеет ни трудов, ни стараний, пусть не сомневается и ждет от него всего наилучшего. Юноша поблагодарил с большим уважением, пообещал, если бог ему поможет, воздать за это сторицей, и с тех пор он жил по-княжески. Борис получает необычное известие. Так как слух о молодом царе пошел повсюду и был сообщен также правящему московскому царю Борису Федоровичу (по велению которого истинный юный Димитрий был убит в детстве), он немало испугался такой новости, полагая, что такое дело не принесет ему много мира и покоя от поляков, его врагов.

Поэтому он отправил в большой тайне послов к князю Адаму Вишневецкому и предложил ему в потомственное владение несколько московских крепостей и городов, расположенных на рубеже, и, кроме того, большую сумму денег, если он выдаст ему вора (den Worrn). Вследствие этого предложения Бориса князь еще более утвердился в своем решении отбросить сомнения и поверить, что юноша действительно сын Грозного, раз Борис так его преследует. Он отправил посла обратно с ответом, что такого человека у него нет, и он никогда о нем ничего не слыхал и не ведал.

Но так как большая сила московита и его близкое соседство наводили князя на разные мысли и он поэтому боялся быстрого неожиданного нападения, он приказал тотчас же подать себе и молодому государю карету и в сопровождении нескольких всадников уехал с ними в другой город, называемый Вишневцом, который стоял на несколько миль дальше от рубежа в глубь страны. Там он показал юноше письмо. Бориса. Когда тот прочел и понял содержание, он горько заплакал, упал князю в ноги и сказал: “wolan Bochdathy” — “волен бог да ты. Делай со мной, что хочешь, я сейчас в твоей власти и предаюсь в твои руки”.

Князь сказал, чтобы Димитрий не беспокоился, он не предаст его, именно потому он и уехал с ним из своего замка сюда, подальше от рубежа, чтобы Димитрий там (поскольку это близко к рубежу) не подвергся непредвиденному нападению и не попал в руки своих врагов, пусть он остается здесь, в Вишневце, со своими слугами, все необходимое будет ему предоставлено, а он, князь, поедет назад, и если что-либо опять услышит о Борисе, он немедля даст ему знать. Когда же Борис Федорович снова прислал гонца к князю Адаму Вишневецкому с еще более щедрыми предложениями, чем прежние, а одновременно с этим подослал и многих убийц, чтобы прикончить того, кто выдавал себя за Димитрия, князь позаботился о том, чтобы отправить Димитрия отсюда в глубь Польши, к воеводе Сандомирскому, где он точно так же был принят как сын Ивана Васильевича и был спасен от подосланных Борисом убийц.[213]

Год 1604

Письмо Иоганна Тирфельда. В январе господин Иоган Тирфельд написал из немецкой Нарвы (расположенной в Лифляндии на Московском рубеже) в Финляндию, штатгальтеру в Або, и сообщил, между прочим, как достоверную новость, что младший сын Ивана Васильевича Грозного, тот, про которого говорили, что он якобы убит, еще несомненно жив и пребывает у казаков в Диком поле и что он собирается вернуть себе отцовское наследие, отчего на Руси большое волнение. Этого посланца московиты перехватили в пути и отвели сначала в Ивангород (который называется русской Нарвой), а потом дальше в Москву, однако найденные у него письма доставили весьма мало радости Борису.

В том же году и месяце царь Борис отправил посла