Троллейбусы подъезжали один за другим, быстро всасывая в себя очередную толпу отдыхающих.

– Может, так пролезем? – сказал Монгол.

– Не пролезем. Тут кондуктор. Бери до ближайшей остановки, а выйдем во Фрунзенском. Или как там его, – сказал Том.

– Сумку оставлю, – Монгол ушел к окошку кассы.

Том развалился у бетонной колонны. Его глаз лениво скользил по цветастым юбкам и летним шляпам, пока не наткнулся на длинноволосого блондина. Тот сидел неподалеку от него на куче рюкзаков и ел из пакета персики. Он поймал взгляд Тома, и между ними установилась та неуловимая связь, которая так легко появляется среди неформалов по принципу «свой – чужой». Том подошел поздороваться.

– Персик хочешь? – незнакомец опередил его и протянул пакет.

– Спасибо. Я два возьму, для товарища. Меня Том зовут.

– А меня Свен. Из Риги.

– А вы куда сейчас?

– Сейчас в Ялту. Там сейшн, много команд будет.

– А кто именно?

– Не знаю. Всякие. Местные, приезжие.

– Клево! Ладно, может еще увидимся. – Том пошел было к сумкам, но тут его осенило. Он бросился к Монголу.

– Слышь, едем до Ялты. Там сейшн, а Лелик говорил, что Индеец ни одного концерта не пропускает. Значит, сто пудов, он в Ялте! Может, даже играет.

– Во, масть пошла! – обрадовался Монгол.

Наконец к остановке, звеня и воя, подкатил их троллейбус, и они вместе с веселой толпой отдыхающих влетели внутрь. Троллейбус был древний и неповоротливый, как динозавр. Натужно взвыв, он покатил на пределе своих пенсионных сил, обдувая пассажиров из распахнутых окон. Степной ландшафт быстро сменили сопки, а за ними пошли кутающиеся в дымке облаков, покрытые сизыми лесами, горы. Троллейбус, утробно завывая, карабкался наверх.

По соседству с ними сидела компания хиппарей, которые ехали в их вагоне.

– Чего, пацаны, невеселые такие? Не выспались? – спросил Монгол.

– Цыгане с нами были и гитару мою увели! – Кисло улыбнулся темноволосый скуластый парень.

– Во как. – Монгол повернулся к Тому. – Видал, романтик?

– Столкновение цивилизаций кочевников. В большом вагоне кто первый встал – того и гитара, – изрек Том.

Троллейбус с трудом взял перевал и, весело звеня, покатился вниз.

– Море! Море! – встрепенулись дремавшие взрослые, а уставшие сидеть дети радостно полезли в окна.

За перевалом вдруг, – будто кто-то могучей рукой раздвинул горы и распахнул зеленый занавес, – открылся новый, неведомый мир. Внизу тяжелой стальной плитой лежало необъятное море. Справа оно упиралось в косматые, покрытые лесом утесы, над которыми высился угол похожей на шатер горы. Слева, за широкой солнечной долиной, топорщилось гигантскими каменными изваяниями длинное плоскогорье. Далекий морской горизонт клубился в туманной дымке. Его линия была размыта и нечетка. Там, где-то очень далеко, сливались воедино две одинаково чуждые человеку, непокорные стихии моря и неба. Они будто дразнили, необъятные, непостижимые, легко сосуществуя вместе, и при этом совершенно не нуждаясь в человеке. Тому на миг подумалось, что море напоминает время. Вот оно, рядом, – ритмично бьет прибоем о берег, а другой его край, невидимый, непостижимый, теряется в вечности.

С пассажирами автобуса произошла неуловимая перемена. Все загомонили разом, повеселели. Так ребенок, предвкушая вожделенный миг счастья, с азартом и нетерпением ищет подарок под елкой.

«А ведь счастье – это когда нет невозможного», – подумал Том.

Солнце пробежало по его лицу, и в душе будто кто-то включил свет. Он вспомнил тот тонкий брюзжащий голосок, который глупо ныл в его голове этой ночью на неведомом полустанке, и усмехнулся.

Троллейбус повернул вправо и покатил вдоль моря по залитой солнцем дороге. Открытые окна дышали свежестью.

«До счастья теперь только рукой подать. Оно дорого победой, а они победили», – Том глядел в окно, жадно вдыхая смолистый запах таявших на солнце кипарисов. Монгол дернул его за рукав.

– В Ялту ехать не стоит.

– Почему?

– Народ говорит, что там нормального пляжа нет. Самые козырные – под Массандрой. Это пригород. Выйдем раньше, искупнемся и пойдем себе по берегу. Говорят, что недолго. Времени еще часа три.

Они вышли в Массандре, и тут же увидели афишу.

– «В программе выступят около двух десятков рок-коллективов из Крыма, Украины, России и стран ближайшего зарубежья, – прочитал Монгол. – Вход 100 000 рублей.

Начало концерта в 21–00. Адрес: г. Ялта, городской курзал».

– Слышь, заломили цену, гады! – сказал Том.

– Как-нибудь залезем. Может, Индеец и пустит.

– Сильно мы ему нужны! – скептически заметил Том. Ему казалось, что чем меньше он будет надеяться на теплый прием, тем вероятнее он случится.

Массандра оказалась высоко. Они долго спускались к морю большим и густым парком, перепрыгивая через скамейки и срезая длинные тенистые аллеи. Впереди, за густыми кронами деревьев то и дело мелькал синий океан моря. И они неслись к нему, не разбирая дороги, предчувствуя, как уже совсем скоро окунут в воду свои потные, грязные, пропахшие железнодорожной копотью тела.

Внезапно лес кончился, и они с разбегу вылетели на небольшую открытую площадку. До моря было еще метров сто. Оно было совсем рядом, неестественно синее, безбрежное, какое-то чересчур выпуклое, и шевелилось, будто живое. В самом его центре, прямо под слепящим южным солнцем, мерцало небольшое серебряное озерцо. В нем неподвижно стояли белые точки парусников.

Море! Том на миг подумал, что они никогда не доберутся до него… Оно тянуло к себе неведомой магией, обещая исполнение всех желаний, придуманных или еще нет. Оно так и будет маячить вечно, где-то чуть впереди, недостижимое в своей святой красоте. Как полузабытая сказка из детства.

С тихим остервенением они ринулись дальше. До долгожданной кромки прибоя оставалось метров двадцать, но тут перед ними встал двухметровый решетчатый забор.

– На штурм! – заорал кто-то рядом. Недалеко от них уже карабкалась через решетку компания каких-то хиппарей.

Еще минута, и, побросав сумки на галечный пляж, они спешно расшнуровывали кеды, распутывали нахватавшиеся репейника шнурки, стаскивали одежду, подспудно соревнуясь друг с другом, будто от того, кто первый залезет в море, зависело что-то очень важное.

Монгол на миг опередил Тома. Он сходу разбежался, прыгнул, исчез под водой, вынырнул, сплюнул, улыбаясь во все тридцать два.

– Соленая.

Том нырнул следом в ласковую, переливающуюся солнечными бликами, воду. Она закурлыкала под грудью, тонкими струйками пузырьков покатилась вдоль тела.

– Я – прилетел! Вот оно, море! – громко пропел он.

– Вот оно, счастье, я прилетел! – подхватили неподалеку знакомую песню в незнакомой компании.

«Все свои! – подумал он. – Так и должно быть в сказке».

Через полчаса блаженства они, как земноводные, устало выползли на берег и вытянулись на обжигающей гальке.

Монгол был в восторге. Не прошло и пяти минут, как он снова ринулся в море, глубоко нырнул, размашисто поплыл кролем, вновь нырнул.

Том