— Да замолчи ты, сволочь… — испуганно прохрипел Стас на выдохе. А на вдохе вдруг истерически зашелся-закашлялся и снова захрипел, пытаясь впустить в себя небольшими порциями спасительный холодный воздух.

— Да ты не бойся, Стасик. Я ведь никому не скажу, — хохотнул ласково Валера, несколько раз хлопнув его по спине. — По крайней мере, пока со мной не рассчитаешься, точно не скажу…

— Да говори! Кто тебе поверит-то? Это еще доказать надо…

— Ну да. Ну да. Ты прав. Да я тебя очень даже понимаю, дружище! Что ты… С этой Алисой чтоб в койку завалиться, нормальному мужику надо ящик водки на грудь принять… А Вероника твоя ничего, слушай! Красивая бабенка. Опять же и деньги из нее сложнее вытащить, это я тоже понимаю… Эх, и трудное же у тебя ремесло, Стасик! Как говорится, чем баба страшнее, тем деньги легче… И наоборот…

— Валера, пожалуйста… Я ведь тебя никогда ни о чем таком не просил… Ну, будь другом… Не трогай ее, а? Не надо, Валер… А я потом отработаю…

— Ладно, Стасик, поговорили, и будет. Ничего-ничего, не растекайся тут соплями. Это вариант хороший, и пренебрегать им сдуру тоже не следует. А главное, она одна в собственницах своей хаты числится. Я уже пробил-разузнал все. Обмануть меня хотел, противный мальчишка…

— Да не пойдет она ни на какой залог, Валер. Бесполезно все это. Говорю же, она не из тех…

— Из тех, не из тех… Наивный ты какой, Стасик! И глупенький. Говорю же тебе — все бабы из тех! Да каждая первая из тех! А Вероника твоя сама, кстати, просила, чтоб ты к ней после своего крутого «освобождения» зашел… Любит она тебя, Стасик, самые светлые и нежные чувства к тебе питает! А ты… нехорошо, нехорошо, малыш! Вот придешь к ней завтра и скажешь: спасибо, мол, конечно, дорогая, но там еще денег за меня требуют…

— Я не пойду!

— Пойдешь. Куда ты денешься? Тем более она сама тебя об этом просила.

— Что? Так прямо сама и просила? Чтоб зашел? Не может быть… А больше ничего такого она не говорила?

— Ну, что-то вроде того, что обижается она на тебя.

— За что обижается?

— Да не понял я! Обыкновенные бабские дела, чего там…

— Валер, я у нее цацки кое-какие с собой прихватил. Вот на это она и обижается. Так что нельзя мне туда, сам понимаешь…

— Во дает… Ну ты и придурок, красавчик! Ну и чучело! Тупой, еще тупее… Господи, с кем приходится работать… Ладно, самому придется разбираться. А что делать? Не бросать же дело посреди дороги…

— Не надо, Валер…

— Ладно, все! Проехали! Я ведь к тебе, собственно, по делу зарулил… Давай-ка собирайся, надо тебе одну тетку показать. Она сейчас в ночном клубе тусуется, сам посмотришь. Хорошая тетка, тебе понравится. Ну чего ты на меня волком смотришь? Работать надо, Стасик, работать! Жить хорошо хочешь? Вот и поехали! Хорошее качество жизни определяется по хорошим к чему-либо человеческим способностям. А у тебя, Стасик, по нынешним временам, способности просто редчайшие — весь из себя красавец, а только баб одних любишь, без всяких там порочных исключений. Иди-иди, оденься погламурнее. Я тебя в машине подожду. Только хрипатой своей заразе не отчитывайся, чего да как! Скажи — просто по делу поехал…

Валера, хохотнув, шутливо подтолкнул Стаса к двери, осторожно спустился со скользких ступенек. Похрустывая снегом под подошвами ботинок, прошел в трех шагах от лежащих в сугробе Вероники и Катьки, скрипнул ржавыми петлями маленькой калитки. Стас не заставил себя долго ждать, выскочил вслед за ним на крыльцо, на ходу застегивая молнию на куртке. С силой хлопнул за собой дверью, отчего мелко задрожал бледный круг света на крыльце и вскоре погас — то ли лампочка хилая перегорела, то ли слишком уж жадно-экономной, в том числе и до вхолостую крутящегося счетчика, оказалась «хрипатая зараза», как обозвал хозяйку неказистого домика Валера. Первой подняла осторожно из сугроба голову Катька, как только отъехала на безопасное от забора расстояние Валерина машина, толкнула в бок замершую в странной позе Веронику: та лежала на животе, уткнувшись лицом в снег и прикрыв затылок руками, будто обороняла голову от невидимых ударов.

— Эй, поднимайся, Верка, уходим отсюда, — прошептала Катька и снова подоткнула подругу острым локотком под бок, — давай-давай, сматываем удочки по-быстрому…

Вероника будто ее и не услышала. Лежала в прежней своей странно-неудобной позе, ткнувшись лицом в снег, и лишь плечи ее чуть-чуть сдвинулись с места и задрожали мелко, и руки еще сильнее сжали затылок.

— Господи, Верка, потом, потом плакать будешь! Нашла время… Надо быстрее сматываться отсюда, пока нас тут эти бандиты не пришибли. У меня уже зуб на зуб не попадает! Давай, Верка, вставай! Отползаем быстро к забору! Потом нарыдаешься…

— А я и не рыдаю!

Вероника пошевелилась в снегу, подняла на Катьку темное, вмиг осунувшееся лицо. Никаких следов слез на нем не было вовсе, а был один только сухой гнев, блеснувший из ее глаз так яростно-пронзительно, что Катька вдруг испугалась даже — сроду она таких отчаянных глаз у подруги не наблюдала… А в следующий момент испугалась еще больше. Так испугалась, что понять не могла — то ли кино она смотрит какое нереальное, сидя в холодном сугробе и клацая зубами, то ли на самом деле все это наяву происходит…

Резко поднявшись на ноги, Вероника вдруг рванула к темному крыльцу и в два прыжка оказалась у двери в дом и потянула ее на себя по-мужски сильно. Катька и опомниться не успела толком, как уже загрохотало-зашмякало в доме опрокинутыми в темноте под Вероникиными ногами то ли пустыми ведрами, то ли еще какой домовой утварью, которую хозяйки обычно держат в сенцах. А потом послышались голоса. Женские. Один хриплый и злой, а другой, наоборот, звонко-четкий и совершенно спокойный, ясно произносящий слова-выстрелы. Вероникин же голос… Господи, откуда у нее такой голос-то взялся?

Спохватившись, Катька быстро закопошилась в пухлом снегу, вскочила и опрометью бросилась вслед за подругой. Проскочив через темные сенцы и тоже погрохотав чем-то под ногами, заскочила в полуоткрытую дверь, и совершенно вовремя заскочила, потому как в маленькой кухоньке этого дома уже развернулась между хозяйкой да Вероникой настоящая борьба за лежащий на столе хозяйский мобильник. Хозяйка, неопределенного, пегого цвета то ли крашеная блондинка, то ли природная блеклая шатенка, пыталась прорваться к своему родному телефону, а Вероника, стало быть, ей этого не разрешала. Катька хозяйке в лицо заглядывать не стала и, мгновенно оценив ситуацию, вцепилась в ее пегие волосы и с силой отбросила на стул. Еще и за плечи придержала — не дергайтесь, мол, девушка…

— Вы кто? Что вам от меня надо? — испуганно прохрипела женщина, с тоской взглянув на свой мобильник, предусмотрительно оказавшийся в Катькиных руках.

— От тебя — ничего не надо, — снова звонко проговорила Вероника. — Я просто свое забрать хочу! Снимай! — указала она пальцем на браслет, красиво обхвативший руку хозяйки дома. — Мне его, между прочим, муж подарил!

— Так и мне муж подарил… — обиженно-хрипло проговорила женщина, торопливо стягивая с себя браслет.