Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем родился мой сын, я довольно часто просыпался в чужих кроватях. Навыки, необходимые для ночевания в незнакомых квартирах, выработались у меня быстро.
Просыпаясь, я всегда знал дальнейшую последовательность действий. Например, где, если проснулся раньше хозяев, искать кофе и сигареты. Понимал, когда нужно убирать за собой кровать, а когда — не обязательно. Умел мыться в чужих ванных.
Теперь столь же быстро я обучился жизни в поездах. На верхнюю полку я взбирался ловчее Спайдермена.
В Красноярске дагестанец, занимавший полку подо мной, вылез, а его место занял старик-инвалид. Возможно, покупая в кассе билет, он заплатил за него только половину стоимости. У него была всего одна рука (левая) и одна (тоже левая) нога.
Правая рука отсутствовала по самое плечо. Спал старик именно на правом боку. Когда вечерами мне было не уснуть, я лежал и пытался понять: удобно спать, опираясь на плечо, из которого не растет рука, или, наоборот, не удобно?
Лежа у себя на полке, старик читал книгу, на обложке которой значилось: «Васко Нуэньес де Бальбоа. История покорения Западных Индий». В томе было не меньше полутора тысяч страниц.
Рядом с ним ехали каторжники и беглые солдаты… ехали люди, которые подолгу обсуждали, можно ли считать настоящим вором гадыча, отсидевшего в тюрьме меньше двенадцати лет… а он сквозь очки читал книжку с таким странным названием… мне нравилось смотреть на всю эту картину.
Среди московских журналистов у меня есть шапочный знакомый, в свое время возглавлявший отдел в серьезном еженедельнике. Смыслом его существования было изучать французский язык.
Он не просто разговаривал по-французски. Он ради этого жил. Специально ставил себе акцент, выписывал и учил редкие обороты речи…
При этом парень был не дурак выпить. Как-то он приехал в город Ярославль и с радостным визгом предался древнерусскому запою в компании ярославских трактористов.
На одиннадцатый день он проснулся в стогу сена. Стог располагался на обочине трассы «Золотое кольцо». Ботинок на ногах у приятеля не было, зато на его голое тело был надет ватник… почти не рваный.
Неподалеку был припаркован двухэтажный автобус и стайками бродили… правильно, французы. Сизый, подрагивающий конечностями коллега подошел поближе и на языке Мишеля Монтеня спросил у французов, который час и не дадут ли они ему сигаретку?
Не возьмусь описывать выражения французских лиц.
6
Новосибирский железнодорожный вокзал был импозантен. У входа в прохладный «Зал ожидания» дежурная орала на чернокожего кавказца, чтобы он убирался туда, откуда и возник. Я понял, что вернулся домой.
В ларьках по-прежнему продавалась «кока-кола». Рекламные щиты рекламировали средства мобильной связи. По привокзальной площади ходили красивые и модные девушки. Поймите меня правильно: КРАСИВЫЕ И МОДНЫЕ ДЕВУШКИ.
Это был дом. Почти моя прихожая. Все, что могло произойти со мной плохого, уже произошло, а теперь начиналась цивилизация, и это было хорошо.
Я купил себе газету «Московский комсомолец». Ничего, что на полосе официальной хроники был помещен отчет о Всемирном съезде сибирских шаманов. В остальном это была настоящая свежая газета, говорившая именно о том, о чем я привык слушать.
Рядом с газетным киоском стоял ларек с видеокассетами. Среди новинок имелось такое чудо, как «Жадные спермоглоты. Часть 17». То есть, возможно, где-то существовали и шестнадцать предыдущих частей.
Я чувствовал родной, но чуть подзабытый запах: это была цивилизация, и у нее были гнилые зубы.
Оставшейся мелочи должно было хватить на маршрутку до аэропорта. Регистрация на самолет до Петербурга начиналась приблизительно через полчаса, а заканчивалась через полтора.
— Такси не нужно?
— Нет.
— А тебе куда?
— В аэропорт.
— Опаздываешь на самолет? Не отказывайся. На машине довезу быстро.
— Сколько стоит?
— Как обычно.
— Я не знаю, как здесь обычно.
— Тариф: доллар.
Если честно, мне хотелось приехать в аэропорт именно на такси. Просто для того, чтобы убедиться, что Азия окончена и начинается цивилизованная жизнь.
И как раз доллар у меня был. Ровно один американский доллар.
Таксист был невысок, мускулист и рыжеус. Может быть, он был отставным военным невысокого звания. Я кинул рюкзак в багажник, сел на переднее сиденье и закурил. Таксист вырулил на мост через реку Обь.
Город Новосибирск был из тех, про которые говорят «чистенький», как про носки, которые носят уже пятнадцать лет и при этом постоянно стирают.
Мы болтали. Водитель сказал, что помирает, пива хочет, и научил меня зажигалкой открывать бутылки. Чтобы сковырнуть пробку, говорил он, нужен не удар, а толчок. Упираешь зажигалку не в большой палец, а в сгиб указательного — хоп!
— Именно указательного?
— Он мягкий. На нем синяков не остается.
— А-а-а…
Мы проехали еще. Многоэтажные дома давно кончились, но Новосибирск все еще продолжался.
— Большой город. В смысле — длинный. Едем-едем…
— Да. У нас просторы сибирские.
— Цены, я смотрю, тоже.
— В смысле?
Таксист сказал, что если поехать вон туда, то попадешь в Академгородок. Я спросил, далеко это. Сколько стоит доехать?
— Так у нас везде одинаково.
— Сколько это, «одинаково»?
— Я ж тебе сказал: тариф.
— То есть?
— Один километр — один доллар.
— Останови.
— Где?
— Прямо вот здесь и останови.
Вы понимаете, да? По идее, нужно было открывать дверь, хватать куртку, выпрыгивать и убегать. Но мой рюкзак лежал в багажнике. Поэтому я начал объясняться.
— Сколько мы проехали?
— Пятьдесят два километра.
— Значит, я должен…
— Пятьдесят два доллара. Ну и там на чай, то-сё.
— Ты всерьез думал, что я столько заплачу тебе за двадцатиминутную поездку?
— А чего?
— Fuck! Разумеется, я не стану платить за поездку на такси пятьдесят долларов. Это нереально. Столько даже в Нью-Йорке не платят.
— У нас, брат, не Нью-Йорк.
— Именно поэтому я и не стану столько платить.
Водитель слушал меня, пробовал возмутиться, тер пальцами нос и выглядел несчастным.
— О'кей. Сколько ты сможешь заплатить?
— У меня всего один доллар. Ровно один. Ты нечетко выразился, а я невнимательно слушал. Дальше я дойду пешком. Спасибо. Вот этот доллар. Больше у меня нет. Вообще ничего нет. До свидания.