Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джеймс Джойс «Портрет художника в юности»
Ничего даже отдалённо похожего на всё это Брюс в Царстве мёртвых не обнаружил.
В ожидании парабеллума
Попасть в руки тёти Ашхен — это испытание не для слабых. Особенно когда ты попадаешь в эти маленькие ручки сильно уставши — а следовательно, притупивши бдительность. Которая и без того притуплена, иззубрена, истощена и замордована, потому что Лёвушка.
В общем, тётя Ашхен взяла меня — нас, нас! — тёпленькими, как щенят.
И дальше нам осталось только сдаться на милость.
В итоге Лёвушка раздулся, как мячик, и задрёмывал, роняя ручки на пузико. Ирочка тоже задрёмывала, но как-то иначе — задумчиво, что ли. А я чувствовал себя мухой, которая медленно тонет в очень вкусном варенье.
Что было на свете — вечер, ночь, утро раннее, — я не знал. Снова была какая-то курочка, зажаренная до хруста, и орехи в меду.
Петька вроде бы заглядывал: ещё когда я мылся под душем с дороги. Но, не дождавшись меня, умчался: кого-то ему надо было поймать и убедить. Если бы не это его нетоварищеское свинство (уж он-то свою бабушку знает), я, может быть, и не обожрался бы до такого безобразия…
Ладно, всё это лирика из достопамятного альманаха «Сопли в сиропе». Сначала нужно было срочно спасти детей, стоптавших сто железных сапог и сглодавших сто железных хлебов. Дела начались некоторое время спустя, медленно и солидно.
Во-первых, приехал Тигран, теперешний Петько-Арменовский отчим. Он тоже когда-то спасал Ирочку. (Много людей, однако, спасало Ирочку…) Тигран стал похож на банкира, двигался неторопливо, обнять его не удалось, руки не сомкнулись. Пахло от него коллекционными сигарами и музейными коньяками. Он ездил на «Ламборджини», а часы его стоили ещё дороже, чем машина. Но очень быстро галстук его сдвинулся в сторону, сорочка чуть разошлась на груди, и из-под неё проглянула десантная тельняшка!
Наши люди.
Во-вторых, Тигран привёз дзеда Пилипа!!! Я чуть не пробил головой потолок. Дзед Пилип, он же дон Фелипе — это у него мы гостили в Аргентине (жалко, что недолго — но очень насыщенно). Он друг отца ещё с войны. И после войны — громили фашистскую базу в Антарктиде. И потом всякие дела делали, о многом даже я не знаю.
Я уже говорил: хотя в дела отца принципиально не лезу (надо будет — позовут), срабатывает пресловутый «закон огурца»: огурец, засунутый в рассол, становится солёным вне зависимости от его желания. Поэтому об отце и его службе я знаю гораздо больше, чем мне самому иногда хотелось бы. Но не всё, далеко не всё.
Так вот, дзед Пилип — это человек-гора, глыбища и матёрый человечище. Про него даже есть культовая компьютерная игра — где он в одиночку громит секретную нацистскую лабораторию. Там он, правда, работает под псевдонимом.
И с ними приехал ещё один мэн, страшно интересный. Представьте себе Леннона, дожившего до шестидесяти. Правда, без очков. Но в какой-то дикой вязаной кофте и вельветовых штанах с пузырями на коленках. Он ходил так, будто вся комната была заставлена невидимой мебелью, и на всё это невидимое при ходьбе облокачивался или опирался.
О видимую мебель — тоже.
Когда мои восторги от встречи с доном Фелипе улеглись, нас с «Ленноном» представили. Мужика звали Кристофор Мартович, по-простому Крис, и был он, оказывается, известнейшим розыскником — наверное, лучшим в мире. А ещё, как оказалось, у них с отцом был общий друг Коломиец — тот, что пропал четыре года назад…
— Работаем! — велела тётя Ашхен. — Арменчик и Коля с Аннушкой уже сколько времени где попало. И вот наконец мы собрались что-то сделать! Давайте сразу решать — и поехали. Тигран, что ты молчишь?
— Мама… — сказал Тигран и развёл руками.
— Если разрешите, попробую я, — поднял руку Крис. — Коротко: что мы имеем? В Барселоне произошёл катаклизм, где пропало огромное число людей. Погибло. Но по косвенным данным мы пришли к выводу, что несколько человек — интересующих нас — уцелели. Но при этом куда-то делись. Связаться с нами они не могут, и вот этот документ — единственная удавшаяся попытка… Которая только подтверждает, что место, куда они попали — очень странное место. Кстати, где оригинал записки?
— Минуту… — я приподнялся, чтобы принести; всё так же зажатая между стёклами записка лежала в нераспакованном ещё рюкзаке.
— Попозже. Сейчас немного о другом.
— Крис, ты расскажи… — прогудел дон Фелипе.
— Да-да, я и собираюсь… В общем, так: в той же самой Барселоне пропал ещё один непростой человек, который вообще-то умеет выкарабкиваться… ну — откуда угодно. За час до катастрофы он позвонил Филу и сказал, что у него всё в порядке и вот-вот состоится встреча с вашим отцом, Степан. И больше на связь не выходил. Вот Фил и забеспокоился — позвонил мне, прилетел… В идеале нам следовало бы отправиться в Барселону, но сейчас и в обозримом будущем это… мягко говоря, нереально. Так, Фил?
Дон Фелипе кивнул.
— Ну вот. И тут я узнаю о крысиной почте. В общем, начинает складываться какая-то картинка… И если этот человек встретился с Николаем Степановичем, то, вполне вероятно, находятся они где-то в одном и том же месте. Надеюсь, при тщательном изучении записки мы сумеем это место локализовать.
— Подождите, — сказал я. — Подождите. Пропавший человек — это?.. — я посмотрел на дзеда Пилипа.
— Отто, — сказал он, не глядя на меня.
— Отто Ран, — согласно кивнул Крис. — Давний знакомец Фила и сравнительно недавний — мой. Совершенно сумасшедший…
— Не сумасшедший, а с придурью, — поправил его дзед Пилип.
— Хрен, перец… — махнул рукой Крис. — Важно другое…
— Подождите! — ещё раз уже почти закричал я. — Он ко мне приезжал!
Все развернулись на мой вопль.
— Когда? — спросил Крис.
И я сглотнул. Потому что начинался бред.
— Восемнадцатого мая. В день… этого… катаклизма.
— Во сколько? — Крис ещё сохранял хладнокровие, а я уже паниковал.
— Так… около двух, это в Москве десять…
— А в Барселоне семь, — кивнул Крис. — То есть, чтобы добраться, назначить встречу и позвонить, у него было четыре часа. Фил, ты уверен, что он звонил именно из Барселоны?
— Только с его слов. С другой стороны, на хрена ему врать?
— Не во вранье дело… Э-э… Степан, а…
— Он хотел встретиться с отцом. Расстроился, что не застал, удивился, что отец махнул в Барселону на это мероприятие — как-то он его обозвал, я не запомнил… и оставил письмо.
— Несклепица, — сказал дон Фелипе.
— Да, и он сказал, что полетит в Барселону и будет там утром… ну, то есть на следующий день…
— Но не полетел… — медленно протянул Крис. — Где письмо?