Бегство Цзи из ловушки, устроенной для него гуннами, следует считать одним из самых значимых событий мировой истории. Если бы этот правитель, который только что восстановил порядок в Китае, был убит, Китай, вероятно, погрузился бы в анархию еще на целый век, и важные достижения в культуре, имевшие место в период правления династии Хань, оказались бы отсрочены на неопределенное время. Еще более важными были последствия этого бегства для гуннов. Если бы они одержали окончательную победу над новой династией Хань, весьма вероятно, что затем они вторглись бы в Китай и захватили его. Если бы это произошло, гунны навсегда остались бы на Дальнем Востоке. Благодаря этому бегству Китай сохранил свою независимость. После трех столетий борьбы гунны и их туранские союзники оказались отброшены на запад, и в конечном счете гуннам и их преемникам суждено было разрушить не Китайскую, а Римскую империю.

Но хотя в конце концов китайцы разрушили империю гуннов, а не гунны империю китайцев, это произошло через много лет после того, как Маодунь и Цзи (Лю Бан) упокоились в могилах, а на тот момент преимущество было определенно на стороне гуннов. После своего спасительного бегства из ловушки у императора Поднебесной больше не хватило смелости предпринимать кампании против «северных варваров».

Таким образом, гунны остались бесспорными хозяевами всей Монголии. Но, кроме того, каждый год китайцы посылали ко двору Маодуня «подарки», включая шелк, вино и отборные кушанья, чтобы поддерживать гуннов в хорошем расположении духа. Последним, но не менее важным было то, что, стремясь ублажить великого гуннского правителя, Лю Бан (Цзи) послал в его гарем одну из самых красивых дам своего двора. На самом деле китайский император так боялся своего северного соперника, что изначально планировал отдать в жены правителю гуннов свою дочь. Однако супруга Цзи, позже ставшая знаменитой императрицей Люй[36], возмутилась, что ее чадо будет отдано в руки варвара, и заставила своего мужа оставить это намерение, отправив вместо дочери одну из молодых придворных дам. Маодунь, по-видимому, не заметил обмана.

Есть какая-то злая ирония в том, что Лю Бан (Цзи), которого спасло от поражения и смерти предательство жены Маодуня, отплатил ей тем, что послал ее мужу китайскую красавицу, способную стать ее соперницей в гареме гуннского правителя. Так или иначе, но этот дипломатический шаг имел большой успех, поскольку похоже, что влияние этой китайской дамы на несколько лет избавило Китай от серьезных проблем со стороны гуннов, хотя мелкие набеги и вторжения, безусловно, нередко имели место. Таким образом, династия Хань, а с ней и весь Китай были обязаны своим благополучием влиянию двух женщин: императрицы гуннов, любившей драгоценности, и китайской придворной дамы.

Прошло не так много времени, и настал момент, когда казалось, что еще одна женитьба может объединить китайскую и гуннскую империи в одно огромное государство. В 195 г. до н. э., всего через пять лет после поражения от гуннов, основатель династии Хань Лю Бан умер. После его смерти вся власть перешла под контроль его вдовы, императрицы Люй-хоу, которая в качестве регента и в своем собственном праве управляла империей почти пятнадцать лет (с 194 по 180 г. до н. э.) и, таким образом, стала первой в Китае знаменитой – или печально известной – женщиной-деспотом.

Желая воспользоваться ситуацией, правитель гуннов Маодунь послал китайской императрице письмо, где говорил, что одинок, и намекал, что был бы не против стать мужем этой доброй дамы, благодаря чему две империи стали бы одной, к всеобщей пользе заинтересованных сторон. «Железная леди» Китая была категорически против, но из дипломатических соображений не посмела ответить прямым отказом. Вместо этого она сочинила письмо, в котором благодарила Маодуня за проявленный к ней интерес, но сообщала, что ее возраст и физическое состояние делают ее недостойной его расположения: «Мне тяжело дышать, у меня выпадают волосы и зубы, походка стала шаткой, но у меня есть две императорские колесницы и две четверки лошадей, которые я посылаю вам, чтобы вы могли в них ездить».

Этот мягкий ответ, видимо, польстил гуннскому правителю, поскольку вместо того, чтобы разозлиться на отказ, он извинился за свое невежество в области этикета и в благодарность за императорские колесницы отправил к китайскому двору свои подарки. До тех пор, пока императрица Люй-хоу оставалась на троне, отношения между северной и южной империями оставались достаточно дружественными.

Создатель империи гуннов Маодунь умер в 174 г. до н. э. Преемником стал его сын Цзычжу, известный как Лаошан-шаньюй, или «Почтенный шаньюй». Для туранских империй нет ничего необычного в том, что они разваливались после смерти своих основателей, но Лаошан-шаньюю, правившему гуннами шестнадцать лет (174–161 гг. до н. э.), удалось сохранить империю в целости, а по меньшей мере некоторые из предпринятых им кампаний ничуть не уступали военным походам его отца.

Вскоре после воцарения Лаошан-шаньюя Вэнь-ди, преемник императрицы Люй-хоу, по-прежнему считал необходимым поддерживать хорошие отношения с гуннским двором, отправил еще одну знатную китаянку в качестве невесты для нового повелителя «северных варваров». За этой невестой дали богатое приданое в виде расшитых шелков и множества других драгоценных украшений. Можно лишь удивляться, что длительные контакты между китайцами и гуннами, в ходе которых они, безусловно, познакомились с китайским производством и искусством, не привели к тому, что «северные варвары», отказавшись от своей алтайской культуры, переняли китайскую цивилизацию. И несмотря на то, что гунны с большой готовностью брали себе китайских жен и наложниц и всегда стремились заполучить китайские предметы роскоши, они во всех важных аспектах упорно сохраняли свой древний образ жизни и свои обычаи.

Любопытно, что эту позицию поддерживали некоторые китайские перебежчики, проникавшие к гуннскому двору. До нас дошло замечательное послание, направленное одним китайским евнухом по имени Цзычжу. Этот человек против воли был вынужден сопровождать китайскую даму, которая должна была стать женой Лаошан-шаньюя. Прибыв ко двору гуннов, он быстро освоился со своей новой жизнью и стал одним из самых преданных советников императора гуннов. Фактически он стал лидером консервативной партии и постоянно подталкивал гуннов давать отпор пренебрежительному отношению со стороны китайских посланников. Он яростно оспаривал мнение, что китайская культура превосходит культуру гуннов.

Китайская хроника гласит, что когда шаньюй выказал большую любовь к китайским нарядам и еде, этот евнух-советник сказал следующее: «Население всей империи гуннов едва ли может сравниться с одним районом Китая, и все же гунны стали могущественной нацией во многом потому, что у них есть своя одежда и своя пища, и они не зависят от того, что делается в Китае. Так должен ли шаньюй заставлять сердца своих людей меняться так, чтобы они захотели китайской роскоши и полностью попали под влияние Китая. Если они оденутся в шелка, то изорвут свои одежды о кусты и шипы, когда будут скакать верхом, и это доказывает, что шелковые одежды хуже тех, что сделаны из шкур и считаются одеждой гуннов. Гунны не выказывают большой любви к китайской пище, и это доказывает, что китайская еда ничуть не лучше молочных продуктов, которыми питаются гунны».