— Никто и не бывает до конца готовым, — заявил он. — а сам участвовал в двенадцати таких поединках. Во рту пересыхает, хочется писать, но открываются ворота, и ты выходишь на песок арены, так и не подготовившись до конца.

— Но ведь ты выжил! — сказал Бэйн.

Да, я выжил, едва выжил. Тот ублюдок проткнул мне легкое до того, как я перерезал ему горло. Я был пусть не отличным, но все же хорошим гладиатором, но после того случая вообще не мог нормально драться. Мне не хватало воздуха — легкое так нормально и не зажило. — Окторус осушил кубок и снова его наполнил. — Свирепый — вот кто был великим бойцом. Второго такого я не видел. Всегда очень собранный. Зрителям он даже сначала не понравился. Он был слишком быстрым — гладиатор, как правило, выходит, приветствует зрителей и судей, ждет, когда перестанут бить барабаны, и вступает в бой, — Окторус щелкнул пальцами, — а со Свирепым получалось, что он тут же убивал соперника и уходил с арены. Для зрителей никакого развлечения. Потом, конечно, зрители стали делать ставки на то, как быстро Свирепый победит. Барабанщик тихо бил в барабан, а когда несчастный противник Свирепого умирал, объявлялось число ударов. Не думаю, что на предстоящем бою будет барабанщик. — Окторус покачал головой. — Свирепый зря возвращается, ведь время не остановить, оно бежит прочь, и с каждым годом сил становится все меньше. Уже объявили, кто выступит против него?

— Нет, — сказал Бэйн.

— Это будет Воркас.

— Воркас?

— Цирк Палантес купил его в этом году. Пять лет назад он участвовал в восточных войнах, а этой весной состоялся его первый смертельный поединок. У него был достойный противник, опытный гладиатор. Воркас очень быстро убил его. С тех пор у него было шесть или семь смертельных поединков, но чтобы стать любимцем публики, ему нужна по-настоящему громкая победа.

— Почему ты думаешь, что это будет именно он?

— Он заказал у меня новый меч и сказал, что доставлять его не нужно, он сам за ним приедет. Вряд ли он приехал из Камня только для того, чтобы смотреть поединки.

— А Свирепый знает об этом?

— Может быть, Свирепый и стар, но ум его не притупился. Он догадается.

Когда Бэйн выехал из селения, шел сильный снег и стало очень холодно. Бэйн закутался в плащ и пустил коня по дороге. Когда он доехал до вершины холма, где у подножия располагалась ферма, его руки и лицо посинели. Взглянув вниз, он увидел, как по дальнему холму движется черная точка — это Свирепый пробегал свою дневную норму. Бэйн поскакал вниз по холму, спешился, увел коня в стойло, расседлал его, вычистил, и только добавив в кормушку свежего сена, ушел в дом.

Кара сидела на подоконнике в большой комнате и искала на заснеженных холмах фигуру Свирепого. Когда вошел Бэйн, она подняла на него глаза.

— Это ты должен драться, а не дедушка, — заявила она, и ее голубые глаза стали злыми.

— Он не разрешит мне, Кара, и без твоего дедушки турнир вообще не состоится.

— Знаю, — ответила Кара, — цирк Палантес хочет погубить его, чтобы заработать денег. Я их ненавижу!

— Он очень опытный и сильный, — сказал Бэйн, снимая плащ и вешая его на крючок у двери, — наверное, тебе не стоит так волноваться.

Слова звучали неловко, но что еще он мог сказать?!

— Дедушка уже стар, очень стар, они не должны так с ним поступать.

Она заплакала. Бэйну стало очень неловко.

— Он мужчина и сам решает, как поступить, — проговорил Бэйн.

Он — великий человек, — ответила она, вытирая слезы и вновь обращая взгляд на холмы, — он возвращается, и я приготовлю ему отвар. Он всегда пьет отвар после тренировок.

Она соскочила с подоконника и выбежала из комнаты.

Бэйн подошел к окну и увидел, как Свирепый вбежал во двор и стал делать растяжку. Он скинул рубашку и лосины, растянулся на снегу и принялся кувыркаться, а затем поднялся и вытянул руки. Увидев Бэйна, он кивнул в знак приветствия и вошел в дом. Кара принесла горячий отвар, который гладиатор выпил, устроившись в широком кресле у огня. Кара присела на подлокотник кресла и обняла его.

— Ты, кажется, говорил, что сегодня день отдыха, — заметил Бэйн.

— Это для тебя, парень, а я отдыхал целую неделю, занимаясь с тобой. Ты был у Окторуса?

— Да, и потратил почти все мои деньги.

— Ты не пожалеешь об этом, его доспехи — самые лучшие. — Он посмотрел на Кару. — Принесешь нам что-нибудь поесть, принцесса?

Кара счастливо улыбнулась и убежала на кухню. Свирепый допил отвар.

— Он сказал, что против тебя будет выступать какой-то Воркас.

— Неудивительно, — отозвался Свирепый, — говорят, его готовят к следующему чемпионату.

Свирепый снял красный шелковый шарф и открыл окно. Зачерпнув свежего снега, он растер им голову.

— Могу я чем-нибудь тебе помочь? — спросил Бэйн.

— Помочь мне? В каком смысле?

— Ну, ты говорил, что из-за меня не можешь нормально готовиться. Может, мне тренироваться самому?

— С минуту Свирепый молчал, затем улыбнулся:

— Не забивай себе голову, парень, это не твоя проблема. К тому же я шутил, ты делаешь большие успехи. Я видел, как вы с Карой разговаривали. Она очень расстраивается.

— Кара боится.

— Я поговорю с ней. Свирепый снова опустился на стул.

«Он страшно устал», — подумал Бэйн, внимательно рассматривая тело Свирепого. Он заметил множество шрамов, пересекавших его руки и грудь.

— Очень бы хотелось знать, что ты ей скажешь, — признался Бэйн, — ты ведь и сам знаешь, что тебе не следует участвовать в этом поединке. Это безумие.

— Бои гладиаторов — всегда безумие, Бэйн. Но мне не по силам это изменить. Ферма на грани банкротства, а моя доля в Оризисе ничего не стоит. Все, что у меня есть, — моя репутация и имя. Деньги, которые я заработаю, обеспечат Кару по крайней мере до замужества. Я назначил ее опекуном Горена, он позаботится о ней как следует.

— Ты говоришь так, будто собираешься умереть.

— Умру я или нет, но в любом случае Кара будет защищена.

В присутствии Кровавых Монахов Персису Альбитану всегда было не по себе. «Мне ведь нечего бояться», — думал Персис, но монахи всегда отличались умением нагонять страх и чувство вины. Он взглянул на монаха и с досадой заметил, что тот смотрит на него, не отрываясь. Монах был выбрит налысо, как и все монахи, с раздвоенной, выкрашенной в красный цвет бородкой. На нем была бледно-золотая туника длиной чуть ниже колен, без всяких украшений, только медальон с серым камнем в обрамлении тусклого металла.

— Вы уверены, что не хотите присесть? — поинтересовался Персис. — Они ведь могут и опоздать.