Он курил, он почти отсутствовал, расплывался в солнечном мареве, думал о чем-то, по-видимому, приятном, не замечая никого и ничего вокруг. Люсия позволила себе насладиться видом изысканно одетого, утонченного джентльмена – он ждет именно ее! – и только потом подошла. Маковски обернулся, прежде чем она придумала, как обратиться к нему и чем оправдать свое опоздание.

– Добрый день, сеньора. – Он поцеловал ей руку. – Очень рад видеть вас здесь. – И добавил проникновенно: – Признаться, не надеялся, что приедешь.

Люсии стало неудобно: в джинсах и яркой блузке она выглядела ребенком по сравнению с этим солидным человеком. Его глаза говорили, что ничего не изменилось, с тех пор как они спустились с неведомой израильской горы, но сам он выглядел несколько иначе, словно стал старше и серьезнее: легкий пиджак серо-зеленых тонов, подчеркивающий широкие плечи и правильную осанку, жилет в тон, крахмальный воротничок. И Люсия так разволновалась, что сначала даже не заметила аккуратной, очень идущей ему бородки. Она присела на край скамейки в полуметре от него и смотрела на него пристально, восторженно.

– Если хочешь, погуляем немного. Вечером у меня репетиция, а пока что уйма свободного времени. Можно было бы отказаться и от репетиции, но уже, к сожалению, поздно. Оркестр собирается по выходным только потому, что в остальные дни я занят.

– Может, это нескромно, – осмелела Люсия, – но я хотела бы хоть краем глаза посмотреть, как ты репетируешь.

Дэвид усмехнулся, но остался доволен:

– Возможно, это и интересно. Оркестр замечательный. Продлится недолго. Так какими судьбами в Англию?

– Я к отцу. Помнишь – Филипп Нортон?

– Черт возьми! Филипп, ну да, конечно, я совсем забыл. На прошлой неделе я выиграл у него в гольф.

Благосклонность судьбы порой сводит людей с ума. Надо же – у нее так много связующих звеньев с человеком, который еще несколько дней назад был несбыточной мечтой. Она думала о Дэвиде как о плоде своих фантазий, а он в это время играл в гольф с ее отцом. Невероятно!

Дорога вела мимо причудливо вьющихся фонтанов и колючих зеленых стен, вдоль роскошных клумб. Тысячи раскрывших свое таинство бутонов смотрели вслед идущим. Люсия чувствовала себя ребенком под присмотром строгого родителя. Ее отец не был таким, он был добрым, мягкосердечным, доступным. Но она знала, что иногда между родителями и детьми ложатся облака тайного обожания, превращая их отношения в священный церемониал.

– Мне было очень тяжело в Израиле, когда ты уехал. А потом в Мадриде… – Она произнесла это, так как молчать не было сил. Произнесла и немедленно застыдилась.

Дэвид обхватил ее лицо руками, легко коснулся ее губ своими, словно запрещая произносить слова.

– Сейчас тебе хорошо, моя малышка?

Она обиженно кивнула головой.

– Зачем вспоминать о плохом, когда вокруг все красиво и загадочно. Мы вместе, и будем радоваться этому чуду. Пойдем покормим уток.

Они купили сдобных булок и расположились на берегу небольшого озерца, приманивая все ближе и ближе красноносых, задиристых гусей и пестрых утиных мамаш с бестолковым потомством. Люсия время от времени отщипывала кусочки для себя, так как, немного успокоившись, почувствовала голод. Среди гуляющих англичане встречались редко. И как только эти хитроумные сухари позволили настолько заполонить свою столицу неграм, арабам, китайцам!

Когда они вышли из парка на людную улицу, разноязычье голосов смешалось в причудливый шум. Люсия таяла от счастья, окунаясь в людское море вместе с тем, в ком сосредоточился для нее отныне весь смысл жизни. Дэвид говорил о последних лондонских событиях – вернисажах, концертах. Это немного злило ее: она только и делала, что думала о Дэвиде, а у него – столько развлечений. Но ведь он необыкновенный человек, его душа необъятна, его мысли всеобъемлющи. А она – маленькая девочка с крохотным, горячим сердцем, заполненным по самые края одной любовью.

Синева, лежавшая только что незаметно над верхушками деревьев в противоположной части парка, резко поднялась вверх. Воздух стал свежим, каким-то диковатым, и «дворники» машин первыми отреагировали на тяжелые капли… Скоро асфальт покрылся водяными пузырями. Дождинки коснулись пушистых ресниц непривыкшей к капризам природы южной красавицы. Тонкая блузка первой сдалась под напором дождя, пропустила холодные капли на плечи и лопатки, прижалась к груди, повторив ее рельефные формы. Дэвид запнулся в рассказе. Слушательница, смущаясь, ловила его частые и заинтересованные взгляды. Он вопросительно указал на дверь ближайшего паба.

Они расположились у камина. Люсия посмотрела на потрескивающее, огнедышащее воплощение уюта, вспомнила угли в каменной хижине и чуть не расплакалась от счастья. Если жизнь движется по спирали, как утверждают некоторые ученые, то сейчас опять, вопреки темноте на небе, – самая светлая, самая радужная сторона витка.

За соседним столиком роскошные негритянки потягивали сидр, стены пестрели разного рода хламом, приспособленным на скорую руку запасливым хозяином: старые фотографии, песочные часы, изъеденная молью бутафория и даже велосипед – прапрадед нынешних. Любовь англичан к импровизированным чуланчикам Люсия объясняла суровостью климата, но сейчас она поняла, что это не единственная причина, по которой островитяне любят ютиться в своих теплых пабах. Ей было приятно уединиться с Дэвидом хотя бы здесь. Это похоже на дом, и остальные посетители тебе как родные. Жалкое подобие пристанища, но по сравнению с уличной сутолокой – тихое, укромное место. Здесь тобой начинают интересоваться больше, чем на улице. Она причесала волосы, вытерла капли на носу и вспомнила, что, войдя в заведение в сопровождении Маковски, поймала не меньше дюжины завистливых женских взглядов.

– В свете огня ты еще прелестнее, – неожиданно прервал ее задумчивость Маковски. – Может, заказать еще что-нибудь?

– Спасибо, я уже сыта… Мне хотелось бы рассказать, почему я приехала. – Люсия произнесла это, ожидая увидеть неодобрение на его лице, но увидела, напротив, живую заинтересованность.

– Вы с Тони разошлись во мнениях по какому-либо поводу? – с ходу догадался он.

– Да… Нет, это не главное. – Люсия потянулась к стакану с соком, чтобы скрыть замешательство, но передумала и, глядя Дэвиду прямо в глаза, призналась: – Я приехала, чтобы увидеть тебя… Но с Тони, конечно, все не очень благополучно… Что это я говорю? Я порвала с ним.

Дэвид погладил ее руку, затянулся сигарой. Его лицо приняло серьезное выражение. С минуту он молча рассматривал молочную пену в кофейной чашке, потом пристально посмотрел на свою разволновавшуюся спутницу. Теперь он выглядел совсем по-другому: ни тени лукавства, отсутствие какой бы то ни было светской маски. Его глаза словно раскрылись ей навстречу, их обычный легкий прищур исчез. Был только свет – яркий, как у кошек, податливый, лучистый.

– Тебе жаль его, ты стыдишься своего поступка?

– Да, немного.