Она проследовала за ним, засматриваясь на картины и статуэтки, – последние, судя по всему, эпохи Ренессанса. Дэвид придерживал ее за талию, едва касаясь кончиками пальцев. Впереди слышалась музыка, негромкая, медленная. Минуя несколько пустынных комнат, выдержанных в единой красно-серой гамме, они вошли в просторную залу с зажженным камином, двумя круглыми черными столиками для спиртного и закусок, роскошным роялем у дальнего окна. Гостей оказалось меньше, чем Люсия ожидала увидеть: три пары о чем-то негромко беседовали, из открытых дверей напротив раздавались еще несколько голосов и грохот бильярдных шаров. Дэвид и Люсия вошли на последних тактах старинной мелодии, девушке незнакомой.

Волнение подкатило к горлу, стоило ей переступить порог гостиной. Она не сразу рассмотрела присутствующих. Вопреки скромному, хотя и дорогому, убранству помещений и сдержанно классическим туалетам дам, все слилось для нее в торжественном блеске, словно ее поместили в рождественский елочный шар. Однако она успела заметить: никого из уже знакомой израильской компании среди гостей не было. В грациозной, степенной леди с туго собранными на затылке волосами Люсия не сразу узнала Лиз. Ей очень шло узкое, темно-серое платье и высокие каблуки. Она вела оживленную беседу с немного смешным молодым человеком в маленьких круглых очочках. «Он как будто все время чему-то удивлен: брови почти не опускает», – подумала Люсия и, глядя на него, неожиданно успокоилась и улыбнулась.

– Рад вам представить, – произнес Дэвид, – Люсия Эставес, дочь моего старого знакомого и коллеги.

Слова Дэвида как нельзя лучше оправдывали ее присутствие на вечере, но он говорил так, словно Люсия и вправду только дочь знакомого, и это немного обидело ее. В его фразе чувствовалось отречение: «Нет, я не имею к ней никакого отношения», – и эта хладнокровная ложь не могла не быть раскрыта в силу своей нарочитости, чрезмерности.

С ней знакомились – она сухо отвечала, говорила о Мадриде, об университете и почти не задавала вопросов. Джон Фрай, врач, и его пышногрудая хохотунья жена понравились ей больше остальных. Лекарские сластолюбие и практицизм, которые так тщательно скрывал Тони, в этом стареющем плейбое с длинным любопытным носом и въедливыми глазами были выставлены напоказ, и оттого хотелось предполагать за внешним сибаритством наличие сколько-нибудь тонкой души. Виктория, его увесистая половина, казалось, до краев переполнена оптимизмом и щедро плещет им на окружающих. Она, как многие тучные женщины, была ничуть не тяжеловесна. Добродушие так и струилось из ее уст, уступая иногда место безобидному женскому ехидству. С ними было просто, Люсия даже рассказала, что была на выставке Питера Кристофера, не упомянув с кем. Со второй супружеской парой – соседями Маковски Ником и Джулией – идти на контакт совсем не хотелось, да они и сами не очень-то стремились к этому. Люсия решила, что не понравилась им с первого же взгляда. Ник, как она поняла из слов Дэвида, был музыкальным продюсером и, надо полагать, знал себе цену. Хотя, имея такое хитрое выражение лица и крохотную щетку под носом, будешь заносчивым вне зависимости от карьеры и кошелька. И что в нем нашла Джулия? Впрочем, они одинаково холодны, только она – снежная королева, а он – чудовище у ее ворот.

Из бильярдной выпорхнули две интересные девушки и молодой человек. Люсия успела насторожиться, прежде чем Дэвид поспешил ей на помощь.

– Это Гарриет, – представил он вертлявую жердь в серебристом платье, – а это Даниэла, они подруги и ваши коллеги. Вы ведь тоже работаете моделью?

Вторая девушка показалась Люсии более привлекательной: прямые черные волосы, проникновенный взгляд, мягко очерченный рот. Люсия отметила про себя, что Даниэла красива, может, даже красивее ее… Ей захотелось уйти. Что может связывать Дэвида с этими девицами? Они явно не вписываются в круг друзей семьи. Не зная, куда себя деть, она растерянно уставилась на Маковски, но его звала просящим взглядом из коридора Лиз.

– Одну минуту, сейчас я к вам вернусь.

На мгновение повисло молчание. Красотки были удивлены присутствием здесь Люсии не менее, чем она – появлением их, хотя, казалось, удивляться было нечему. Подругам, видимо, не терпелось поделиться своими соображениями по этому поводу, и они недоуменно переглянулись.

– Вот так всегда, – возмутилась Гарриет, – только улучишь момент, чтобы завладеть вниманием знаменитости, как тут же возникнет на пути суровая жена.

Даниэла стыдливо улыбнулась.

– Вы ослепительно выглядите, госпожа Эставес, – продолжала Гарриет, комментируя свои излишне любопытные взгляды. – Может, вам удастся задержать Дэвида в нашем кругу?

– Боюсь, что нет, – отрезала Люсия.

– Не стоит терять надежду, – прервала свое многозначительное молчание Даниэла, – вечер только начался.

И зачем она только согласилась идти в этот дом?! Она будет здесь посмешищем. Он собирает своих одурманенных обожателей, чтобы насладиться властью над ними, чтобы наблюдать, как они смотрят ему в рот, а друг другу втыкают иголки в больные места…

– Вас, кажется, зовут Люсия? – спросил вдруг возникший рядом с ней как палочка-выручалочка очкарик. Все это время она не замечала его.

– Да, – обрадовалась она собеседнику, – а вас?

– Пол. Пол Уильямсон. Я ученик Дэвида. Ваш отец тоже пианист?

– Нет, скрипач. В Лондонском филармоническом оркестре.

– Да-да… Замечательный оркестр. Замечательные музыканты. Пойдемте, я познакомлю вас со Стивом и Анджелой. Стив тоже скрипач. Правда, еще не выступает с такими солидными коллективами, но все же.

Они разминулись с моделями, и Люсия была тому рада. Она не боялась разоблачения, но боялась, что кто-нибудь из присутствующих разрушит ее мечту и она потеряет свое иллюзорное право считать себя единственным увлечением Дэвида Маковски.

Стив и Анджела оказались весьма милой парочкой, при полном отсутствии общих черт: он – хрупкий брюнет с немного слащавым лицом, она – низкорослая, рыжая обладательница пушистой косы и густых веснушек на носу и открытых плечах. Стив говорил так быстро, что не все успевали угнаться за его мыслью, воспринимая его скороговорки как некий бодрящий фон. Столь же стремительно он передвигался и поворачивал голову, убирая резким кивком челку с горбатого носа. Анджела была воплощением спокойствия, плавности и уравновешенности.

Стив рассказал несколько смешных историй, завертел головой и, почуяв, что вот-вот включат музыку, пригласил Люсию на танец. Ее вялое согласие заглушили первые аккорды. Пол, рассчитывавший обратить-таки внимание Люсии на себя, принялся грустно потягивать вино, глядя на огонь в камине. Напротив него можно было наблюдать растерянную физиономию Анджелы. Она опустила было веснушчатый нос, но вскоре, презрев свою печаль, сама пригласила танцевать Пола.

– Вы давно в Лондоне? – обратилась к Люсии Лиз своим бархатистым, раскачивающимся голосом, как только звуки музыки сменило общее воркование.

– Почти неделю, – неуверенно ответила она.