Если учесть, что две существовавшие в Турции фабрики по производству боеприпасов также находились под Константинополем3, сама страна полностью зависела от немецкой помощи, а ее столица – все больше и больше – от поставок продовольствия из Балкан ввиду плохих коммуникаций, массового призыва анатолийского крестьянства в армию и геноцида армян 1915 г., то можно с полным основанием говорить о том, что судьба двух коалиций во многом решалась именно здесь, а ключом к Проливам становилось слабейшее из звеньев Четверного союза – Болгария. Положение с продовольствием в Константинополе было не просто трагически тяжелым, но и опасным для интересов Германии. Проблемы с продовольствием начались еще в конце 1914 г. вместе с мобилизацией, сорвавшей сбор урожая. Вместе с крестьянами от земли отрывался тягловый скот: мобилизации подвергались верблюды, буйволы, быки, лошади и т. п. Отсутствие должного ухода за собранными таким образом животными приводило к распространению эпидемий и их массовому падежу. Справиться с этим было практически невозможно – на всю Османскую империю насчитывалось всего 250 врачей-ветеринаров4.

Потери в тягловом скоте привели к тому, что нарушены были и сухопутные торговые связи. Уже в начале войны резко упали цены на зерно в производящих его районах и повысились цены на хлеб в потребляющих, преимущественно городских, районах. Тем не менее положение в 1914 г. было еще относительно неплохим, так как хороший урожай 1913 г. не был распродан. Но этого запаса хватило ненадолго. Всю войну шел безостановочный процесс сокращения посевных площадей страны. Если в 1913–1914 гг. площадь, засеянная злаками, составила 64 млн денюмов[4], то в 1915 г. она составила 30 млн, а в 1916 г. – 25 млн денюмов5.

Обращает на себя внимание колоссальный провал 1914–1915 гг., произошедший в условиях, когда территориальные потери Турции были еще относительно невелики. Осенью 1915 г. голод стал все более и более чувствительным. «Депортация армян, – вспоминал преподаватель американского колледжа в турецкой столице, – была главной причиной недостачи хлеба, потому что они и были основными производителями зерна. Мука стала такой редкостью, что мы не могли купить даже самое небольшое ее количество, так как не только армия потребляла огромную массу хлеба, но и немцы посылали значительные объемы зерна в свою страну»6. Хорошим примером того, как создавались и решались проблемы, было обращение турецкого населения в районе Битлиса к русским военным властям весной 1916 г. Поначалу его представители попросили разрешить им провести посевы (разрешение было дано), затем – помочь скотом (животные были предоставлены), после чего вновь обратились с просьбой предоставить им армян, так как «…они сами никогда не сеяли, а это все делали армяне»7. Практически единственным продуктом Османской империи, производство и потребление которого постоянно росло, была местная водка – арак. В 1915 г. ее было произведено приблизительно 2 130 192 литра, а в 1916 г. – 5 243 358 литров8.

Весьма чувствительными для турецкой столицы были и набеги русских кораблей на Зонгулдаг и Эрегли – основные источники угля для Константинополя. Уничтожить шахты русским кораблям не удалось, в этом районе находилось около полутораста копей. Только часть из них были оборудованы по последнему слову техники и потому легко уязвимы. Уничтожить примитивную добычу угля было практически невозможно. Так же обстояло дело и со способами погрузки. Механический – магонами, то есть баржами грузоподъемностью от 20 до 45 тонн, был легко уязвим для обстрелов с моря. Остановить же погрузку носильщиками силами флота было также невозможно9. Тем не менее флоту удалось нанести существенный ущерб основному угольному району Турции. Если в 1913 г. добыча угля здесь составила 827 тыс. тонн (100 %), то в 1914 она упала уже до 651 тыс. тонн (78,7 %), в 1915 г. – до 420 тыс. тонн (52 %), в 1916 г. – до 408 тыс. тонн (49,4 %), в 1917 г. – до 146 тыс. тонн (17,7 %). Лишь в 1918 г., после окончательного развала русской военной машины, началось медленное восстановление района и он впервые дал рост добычи – 186 тыс. тонн (22,5 % довоенного объема)10.

Кроме того, русские корабли достаточно эффективно истребляли турецкий грузовой тоннаж. К концу июня 1915 г. только в порту Эрегли лежали остатки 9 пароходов, 5 больших и 20 малых парусников11. Турки были вынуждены использовать для перевозок парусные шхуны, шаланды, которые при появлении русского флага выбрасывались на берег. К концу июля 1915 г. русские эсминцы потопили и расстреляли 123 парусника и 90 груженых шхун и фелюг. Из 35 тыс. тонн угля, отправленного из Зонгулдага, в Константинополь прибыло около 14 тыс. тонн, то есть менее половины12.

Выступая 9 (22) февраля 1916 г. в Думе, морской министр адмирал Григорович отчитывался о проделанной флотом работе: «Блокада Босфора поддерживается подводными и минными судами, опирающимися на поддержку господствующего ныне на этом море Черноморского линейного флота, который, не понеся за последнее время потерь в судовом составе, уничтожил почти весь каботажный парусный и почти весь паровой коммерческий флот, которым располагала Турция; из достоверных иностранных источников известно, что в настоящее время турки имеют в своем распоряжении всего около десятка пароходов, могущих служить транспортами»13.

Немецкий посол в Турции барон фон Вангейнгейм уже в 1915 г. с тревогой наблюдал за ростом антигерманских настроений среди населения турецкой столицы, которое обвиняло в своих бедствиях Германию и ее представителей14. Турецкая столица плохо отапливалась и почти не освещалась по ночам – город буквально тонул в темноте. Резко вздорожали уголь и керосин, поставки которого из Румынии также были нерегулярными. Банка керосина (17 кг) летом 1915 г. стоила 70 пиастров15.

Население Константинополя постоянно испытывало проблемы с продовольствием. В 1916 г. голод охватил не только тыл, но и армию. Положение усугублялось эпидемией азиатской холеры. В начале 1916 г. в Константинополе ежедневно от голода умирало несколько десятков человек. Дневная порция для горожанина составляла 250 г хлеба низкого качества, стоимость фунта хлеба за 1916 г. выросла с 2–3 пиастров до 4–5, в то время как компенсации семьям солдат и матросов не превышали 5 пиастров16. Летом 1916 г. положение со снабжением продовольствием стало еще хуже. Одновременно присутствие Германии стало проявляться в размерах, доселе невиданных.

Таунсхенд вспоминал: «Примерно в это время (летом 1916 г. – А. О.) немцы стали стаями слетаться в Константинополь и Перу. Гостиницы были переполнены офицерами и бизнесменами, которые хозяйничали в банках, магазинах и предпринимательских домах. Они даже руководили театрами и кинематографом; они снимали виллы на побережье в Принкипо и Халки; многих из них сопровождали жены и тещи! По улицам носились немецкие автомобили, переполненные молодыми германскими офицерами. Было легко заметить, что многие из них были офицерами военного времени или просто гражданскими, одетыми в военную форму… Кроме армейцев было много германских морских офицеров и моряков. Турецкие офицеры к августу 1916 г. с болью начинали понимать, что они уже никогда не освободятся от немцев, которые имели около 14 тыс. человек в Константинополе и его окрестностях и еще около 14 тыс. человек в Малой Азии. Турки ненавидели немцев за их заносчивость и грубость, но с симпатией относились к австрийцам, большинство из которых было джентльменами, причем природными, настолько же, насколько ограничены по природе немцы»17.