битвы против верных французов, и что все те, кто ведет войну против святого королевства Франции, ведут войну против Царя Иисуса, Царя Небесного и всего мира[285].

Это отличалось от обычного воинственного тона писем Жанны и отражало тот факт, что Карл и его советники решили использовать коронацию для того, чтобы предпринять еще одну попытку оторвать герцога Бургундского от союза с Англией. За это их почти повсеместно критиковали как современники, так и историки, осуждая переговоры как признаки нерешительности и слабости Карла, предательства Жоржа де ла Тремуя (брат которого, Жан, был камергером и советником герцога) и, в конечном счете, предательства Девы. Однако, если взглянуть объективно, неприятным фактом является то, что окончательный мир не мог быть достигнут до тех пор, пока герцог Бургундский не изменит своей политической позиции. И коронация, так быстро последовавшая за военными успехами в долине Луары, как нельзя лучше подходила для того, чтобы предложить герцогу оливковую ветвь мира.

Никто не знал об этом лучше, чем Бедфорд. В воскресенье, 10 июля 1429 года, в тщательно срежиссированной демонстрации единства, Филипп Бургундский был официально принят в Париже, ему устроили торжественную процессию и проповедь в Нотр-Дам. Позже его проводили во дворец, где собрались ведущие горожане и королевские офицеры, чтобы услышать зачитывание "хартии или письма", в котором подробно рассказывалось, как отец герцога, "желая и жаждая умиротворения этого королевства", смирился и отправился в Монтеро, "и там, стоя на коленях перед Дофином, как всем известно, был вероломно убит". Прочитанное произвело желаемый эффект: "произошел большой переполох, и некоторых, кто был тесно связан с арманьяками, стали еще сильней ненавидеть". На фоне сверхъестественной истерии вокруг Девы это было трезвым и своевременным напоминанием о причинах заключения англо-бургундского союза. Независимо от того, был ли Филипп Бургундский инициатором зачитывания хартии или его подтолкнул к этому Бедфорд, у него не было другого выбора, кроме как одобрить послание. Точно так же, когда оба герцога затем призвали поднять руки всех, кто будет верен и предан им, результат был полностью предсказуем[286].

Бедфорд для укрепления своей позиции не стал полагаться только на пропаганду: он также немедленно распорядился выплатить Филиппу 20.000 т.л. (1.17 млн. ф.с.) из доходов Нормандии, чтобы собрать войска в Бургундии, Пикардии и Фландрии. (Аудиторы казначейства, полагаясь на протокол, а не реагируя на кризис, сначала отказались утвердить платеж на том основании, что бургундские войска не могут быть собраны и проверены, чтобы доказать, что деньги были потрачены правильно. Бедфорду пришлось добиваться этого и заложить собственные драгоценности в качестве обеспечения дальнейших платежей)[287].

Бедфорд также провел масштабные военные приготовления. В Нормандии осада Мон-Сен-Мишель была приостановлена, и войска вернулись в свои гарнизоны. Понторсон, где капитаном был находившийся в плену лорд Скейлз, был разрушен, а его гарнизон размещен в Авранше и на острове Томбелен. Также были приняты финансовые меры для выплаты жалованья солдатам и дополнительной охраны замков и порта Арфлёра. По всей Нижней Нормандии бальи было приказано набирать подкрепления для каждого гарнизона, причем необходимое количество и соотношение латников и лучников определялось Советом короля в герцогстве[288].

В Париже было введено строгое круглосуточное дежурство, стены были укреплены, а рвы за ними очищены от мусора, который всегда скапливался там в мирное время. Внутри и снаружи города были возведены деревянные палисады, а из склада в Бастилии городскому ополчению было роздано оружие. На стенах было установлено большое количество пушек и другой артиллерии, только один подрядчик поставил 1.176 пушечных ядер. Оборона города была поручена сиру де л'Иль-Адаму, который пользовался огромной поддержкой населения в Париже после того, как возглавил бургиньонский переворот в 1418 году и был назначен капитаном Парижа совместно Бедфордом и герцогом Бургундским[289].

Бедфорд, почти сразу осознавший угрозу исходящую от Девы, после ее появления на политической сцене, был серьезно обеспокоен тем, что ее хвастовство, что она доставит Дофина в Реймс на коронацию, привлекло внимание к тому факту, что его 7-летний племянник был еще не коронован и, следовательно, не освящен. Когда в апреле 1429 года Бедфорд обратился к английскому Совету с просьбой о подкреплении, он также настаивал на том, чтобы Генрих был как можно скорее отправлен во Францию для коронации, которая также могла бы состояться в Реймсе, чтобы все французские дворяне были обязаны лично отдать дань уважения и верности новому королю, что еще теснее привязало бы их к английскому режиму[290].

16 июля, в день вступления Дофина в Реймс, Бедфорд отправил в Лондон герольда Гартера с конкретными инструкциями сообщить Совету, что Дофин находится с армией в поле, что несколько городов сдались ему без сопротивления и что он должен прибыть в Реймс в тот же день, где жители откроют перед ним ворота и он будет коронован. За коронацией, по предположению Бедфорда, должен последовать штурм Парижа. Герцог снова умолял, чтобы его племянника отправили во Францию "со всей возможной поспешностью" с другой армией[291].

Пока город за городом — Суассон, Лаон, Санлис, Компьень, Бове —  предлагал свои ключи Карлу VII, арманьяки постепенно выстраивали дугу укрепленных городов к востоку от Парижа, вызывая панику в столице. Но решительные действия Бедфорда спасли положение. 25 августа он вернулся в Париж из Нормандии, где собирал войска, вместе с ним прибыли кардинал Бофорт и 2.500 англичан, отвлеченных от гуситского крестового похода, и л'Иль-Адам с 700 пикардийцев, набранных герцогом Бургундским на английские деньги[292].

Через несколько дней Бедфорд вышел в поле, огибая Париж и держа свою армию между городом и подступающими арманьяками. 7 августа он был в Монтеро-сюр-Йонн и воспользовался возможностью, чтобы бросить вызов "Карлу Валуа, который называет себя Дофином Вьеннским, а теперь, без всякого права на то, титулует себя королем". Поскольку это было не просто личное приглашение выбрать место для битвы, а публичный пропагандистский ход, который станет известен по всей Европе, герцог стремился вернуть себе моральные позиции, которые Карл с Жанной так эффективно у него отобрали.

Убийство Жана, герцога Бургундского, было совершено "по вашей вине и попустительству", сообщил Бедфорд Карлу. "Из-за мира, который вы нарушили и предали", все французы были "освобождены от всех клятв верности и подчинения, о чем ясно свидетельствуют ваши грамоты, подписанные вашей рукой и скрепленные вашей печатью". Вероломство и двуличие Карла были очевидны во время его нынешней кампании:

…заставляя простой народ верить, что вы придете, чтобы дать ему мир и безопасность, что не соответствует действительности и не может быть достигнуто теми средствами, которые вы использовали и используете сейчас. Вы соблазняете невежественных людей и злоупотребляете их доверием, вам помогают суеверные и проклятые люди, такие как женщина беспорядочной и позорной жизни, одетая в мужскую одежду, вместе с отступником и подстрекателем монахом-бунтарем безнравственного поведения, как нам сообщили. Оба они,