тянуть одну из частей, требовалась упряжка из семи лошадей, а другую — из двадцати девяти, а мосты и дороги приходилось укреплять по мере прохождения. Такие логистические требования не могли быть выполнены при быстром снятии осады[307].

Безродный наемник успешно справился с Девой, чья репутация была еще больше запятнана этой неудачей. Однако король был благодарен за то, чего она уже добилась. Так, в декабре 1429 года он возвел ее в дворянское достоинство, и, как уникальное уважение к ее полу, пожалование стало наследственным как по мужской, так и по женской линии. Тем не менее, в течение следующих нескольких месяцев Жанна оставалась при дворе Карла, отстраненная от его Совета и, возможно, даже не допущенная его присутствие. Оставшаяся без дела и все более отодвигаемая на второй план, она страдала от невозможности вернуться к своей миссии. Поскольку король не разрешил ей воевать против англичан, она задумала возглавить крестовый поход против гуситских еретиков в Богемии. "Подобно сарацинам, вы осквернили истинную религию и веру", — писала она им 23 марта 1430 года:

Что за ярость или безумие овладело вами? Что касается меня, то, честно говоря, если бы я не была занята этими английскими войнами, я бы уже давно приехала к вам. Но если я не узнаю, что вы исправились, я могу оставить англичан и отправиться против вас, чтобы мечом, если я не могу сделать это иначе, уничтожить ваше безумное и непристойное суеверие и избавиться либо от вашей ереси, либо от ваших жизней[308].

Все это была пустая болтовня. У нее больше не было ни средств, ни морального авторитета, чтобы выполнить свои угрозы. Ее полезность, очевидно, подошла к концу.

Глава десятая.

Захват

Бедфорд, при поддержке герцогини и кардинала Бофорта, прилагал все усилия, чтобы заигрывания герцога Бургундского с Карлом VII не переросли в более близкие отношения. Он пригласил герцога встретиться с ними в Париже, и там, 13 октября 1429 года, после длительных консультаций с членами Университета и Парламента, герцог Бургундский была назначен лейтенантом Генриха VI во Франции, с полномочиями управлять Парижем и графствами к востоку и югу от города. На практике это было просто признанием статус-кво, но присвоение официального титула стало важным публичным признанием важности герцога для альянса и английского королевства Франция. В некотором смысле это было признание того, что было ошибкой не позволить ему принять предложение Орлеана сдаться ему. Сделав эту уступку, Бедфорд также публично связал Филиппа более тесными узами с английским режимом. Кроме того, это был политически грамотный способ поощрить лояльность парижан, которые ошибочно полагали, что речь идет об абсолютном разделе власти и королевства, и что Бедфорд отныне будет заниматься только Нормандией[309].

В Нормандии Бедфорд не ослаблял усилий, чтобы обеспечить надлежащую оборону каждой крепости и города, и был начеку в случае признаков проявления недовольства. Счета Казначейства за 1428–29 финансовый год свидетельствуют о трехкратном увеличении сумм, потраченных на гонцов, отправленных Советом в Руан, что стало прямым следствием военного кризиса. Например, в октябре пришлось отправить гонца в Аржантан, чтобы предупредить лейтенанта, что жители замышляют предать город и замок герцогу Алансонскому, и приказать ему усилить меры безопасности. Небезопасность дорог означала, что гонцов иногда приходилось посылать парами для их же безопасности, чтобы они передвигаясь вместе или разными маршрутами и гарантированно доставляли письма. На эту роль часто привлекали женщин, хотя их пол не обязательно защищал их, так на Агнессу ла Ройне, которую англичане регулярно нанимали для этой цели, во время одной из миссий в 1429 году напали разбойники, избив ее и похитив доверенные ей письма[310].

Кризис также оказал значительное давление на военные ресурсы герцогства. В августе Бедфорд был вынужден издать приказ, запрещающий отправку за границу английских, валлийских или других солдат, поскольку ему требовалась все квалифицированные военные, которых он мог заполучить. Также в связи с многочисленными заговорами с целью предать города и замки врагу, приходилось нанимать только тех, кто заслуживает доверия. Поэтому в октябре в контракты капитанов гарнизонов был внесен новый пункт, запрещающий им нанимать на службу тех, кто ранее сражался на стороне арманьяков или только недавно перешел в подданство английского короля[311].

Чиновник в Эврё, который отвечал за ежедневную перекличку, рассказывает о трудностях, с которыми столкнулся его капитан в поддержании численности гарнизона. Всего за два месяца, январь и февраль 1430 года, 18 солдат ушли без разрешения и не вернулись, 4 "предателя" перебежали к врагу, а 13 были взяты в плен скопом в один день. Пленным выплатили жалованье, поскольку они были захвачены на службе короля и отсутствовали всего неделю, но Ричард Эйнсворт лишился месячного жалованья, поскольку пропустил смотр, будучи заключенным в тюрьму на два дня своим капитаном, за ссору с товарищем[312].

Жизненная важность не только полного комплектования гарнизонов, но и постоянной бдительности была драматически продемонстрирована 24 февраля 1430 года. Шато-Гайяр был одним из самых укрепленных замков во Франции. Построенный английским королем Ричардом Львиное Сердце, он стоял на скале, вдающейся в Сену в Лез-Андели, в 20-и милях к северо-востоку от Эврё. К замку можно было подойти только со стороны суши и по узкой полосе земли, которую защищал окруженный рвом бастион с пятью башнями. Большая крепость со стенами толщиной более 16-и футов была защищена двумя обводами стен и рвов; внутренние стены были построены в характерной форме раковины гребешка с 19-ю полукруглыми выступами для отражения обстрела и предотвращения использования штурмовых лестниц. Даже если нападавшим удавалось проникнуть за бастион и внешние стены, единственный вход во внутренний двор выходил на реку, что вынуждало их двигаться по всей длине замка, чтобы попасть внутрь.

Английским капитаном Шато-Гайяр был весьма уважаемый и долго служивший сэр Уильям Бишоптон. Он и его гарнизон заслужили необычную похвалу местного виконта за "тщательную охрану замка" и за то, что "ежедневно покупали припасы, как простые деревенские люди, никогда ничего не захватывая и не требуя от населения". Единственное пятно на их репутации появилось примерно 8 лет назад, когда они поймали и казнили человека, причастного к убийству их лейтенанта, когда тот находился в патруле выслеживая разбойников[313].

Возможно, из-за того, что естественная и искусственная защита Шато-Гайяр была настолько сильной, а также из-за того, что небольшой гарнизон из 5-и латников (трое конных и двое пеших) и 15-и лучников получил в сентябре 1429 года подкрепление из 21 человека, наступило благодушие. Арманьяки уже предприняли одну попытку захватить замок путем измены: один из членов гарнизона был заключен в тюрьму и лишен своего имущества за то, что не донес капитану, что заметил одного солдата из его роты с письмами от врага[314].

Ла Гир,