Я что-то слышала про этого Хендрикса… — ответила она, расстегивая платье, — давай его что ли.

Далее мы примерно на полчаса выпали из текущей реальности, а когда снова вернулись в неё, кассета докрутилась до точки и остановилась.

— Хороший у тебя массаж, — сказал я, закидывая руку ей на шею, — расслабляющий…

— Поменяй кассеты, — предложила она, — вдруг там что-то весёлое есть.

— Си, сеньора, — поднялся я с дивана.

— Между прочим сеньорита, — поправила она меня.

— Дискулпаме, пор фавор, — извинился я.

— А что это значит? — уточнила она.

— Пожалуйста извини, — перевёл я.

— Красивый язык, — задумчиво сказала она, а с кассеты тем временем раздалась «Йеллоу рива», которую у нас сначала пели в оригинале, заменяя название на «Ела рыбу», а потом перепёрли на русский под названием «Толстый Карлсон».

— Хорошая песня… — сказала Марина, прослушав вступление, — иди сюда, мне холодно.

После того, как мы согрелись ещё раз, а магнитофон последовательно проиграл «Шизгару», «Не покупай мою любовь» и ещё что-то незнакомое, Марина вдруг повернулась на левый бок, упёрлась рукой в щёку и сказала следующее:

— Я похоже придумала, что тебе надо сделать… кто это, кстати, поёт? Кажется на итальянском…

— Не знаю, но очень похоже на Челентано… восходящая звезда итальянского рока такая. Но ты не отвлекайся, давай выкладывай про план дальнейших действий.

----

Утром я опять не пошёл ни на какую тренировку, а сначала выглянул на улицу и убедился, что ни одной бабули на лавках нет, затем проводил Марину на работу, ей рано надо было в свой Пищеторг являться, а когда возвращался, заметил, что в почтовом ящике что-то есть.

Если кто-то забыл, то в СССР было принято выписывать на дом кучу газет и журналов. Лично у меня, как у работника сферы образования, была обязаловка на одну центральную газету, Правду, Известия или Труд (я выбрал Известия), одну газету по профилю — Учительскую, как вы все уже и сами догадались (редкой занудности издание, одна радость, что выходила она через день) и профильный же журнальчик типа Квант. Остальное можно было выписывать по желанию… ну если сумеешь выписать, популярная пресса была в том же примерно дефиците, что и сапоги с колбасой. Я выбрал «Литературку», «Науку и жизнь» и вы будете смеяться, но ещё «Крокодил», уж очень рисунки мне его нравились.

Так вот, открыл я свой почтовый ящик, а там кроме Известий и Учительской газеты, а ещё свежего номера «Науки и жизни» имело место письмо, подписанное «Киностудией Мосфильм». Вот это да, подумал я, вскрывая конверт… внутри оказалось письмо от режиссера Серого с благодарностями, а также два билета. В кино что ли, подумал я, меня Серый позвал, на премьеру какую — но оказалось, что совсем не в кино, а на хоккей. 28 сентября, Дворец спорта Лужники, восьмой решающий матч СССР-Канада. Ну ничего ж себе…

Надо будет Марину обрадовать, подумал я, раскрывая «Науку и жизнь»… если честно, то довольно занудное это издание было, первая треть так и вообще обычно повторяла передовицы журнала «Коммунист» или допустим «Политический агитатор». Но дальше более веселые рубрики шли — подборка шуток и афоризмов, например (Мысли людей великих, средних и пёсика Фафика), психологический практикум с неутомимым инспектором Варнике, фантастика зарубежных авторов и сиквелы Волкова по «Волшебнику изумрудного города», а ещё кроссворды, да не простые, а с фрагментами. Там надо было угадывать слова не по обычным описаниям, как в Огоньке, а по изображениям, по нотам или совсем уже по химическим формулам. Зачитался и чуть было не опоздал на первый урок.

— Что-то вы сегодня припозднились, Антон Палыч, — строго сказала мне завуч Валентина, глядя на свои часы, — надо заранее приходить.

— Виноват, товарищ начальник, — вытянулся по стойке смирно я, — больше этого не повторится, товарищ начальник.

Её взгляд смягчился (я между делом понял, что сведения о показаниях Жмени пока досюда не дошли, спасибо и на этом) и я ускользнул в свой любимый десятый-В с Аллочкой, Половинкиным и остальными. Класс встретил меня слегка настороженно, никто не перешёптывался, обычного фонового гула совсем не было.

— В чём дело, драгоценные? — спросил я у всех, — что-то случилось?

— Случилось, Антон Палыч, — взяла на себя смелость Алла, — вчера милиция нас до вечера всех опрашивала по поводу этого… инспектора…

— Это очень печально, — сказал я, — что такое в наших школах случается, но давайте уже алгеброй заниматься, а обо всём остальном можно поговорить на переменах.

Мы и начали заниматься производными от переменных функций — на редкость захватывающая тема. А следом началась большая перемена, и человек десять из класса доложили мне, о чём их менты спрашивали… всех об одном и том же, кто где был с середины второго урока до начала третьего, что видел и слышал, да не знал ли кто до этого товарища Жменю.

— А ещё мы слышали, — это уже смелая Алла одна сказала, — что вас, Антон Палыч, в милицию забирали и примеривали там на роль главного обвиняемого, правда?

— Правда, — скрепя сердце, согласился я, — только ничего у них не получилось. Не примериваюсь я на эту роль никак. Спасибо, друзья, — откланялся я, — мне надо к следующему уроку готовиться.

Но до восьмого класса я сразу не дошёл — меня поймала в коридоре второго этажа секретарша Оля и сказала, что директор ждёт меня — не дождётся никак. Вздохнул и заглянул на огонёк к Оксане Алексеевне. Она встретила меня суровым взглядом из-под очков.

— Я всё знаю, — с порога ошарашила она меня.

Про президента Кеннеди я уж не стал её спрашивать, но уточнить всё же уточнил:

— Это насчёт вчерашнего?

— Да, — подтвердила она, — насчёт него. Ты до вчерашних событий встречался с этим инспектором, причём не один раз.

— Ну да, — не стал отпираться я, — он же меня в роно вызывал…

— Не только там.

— Конечно, — продолжил я, — я с ним встречался не один десяток раз, ничего удивительного тут нет, если он в соседнем подъезде живёт.

— И домой он к тебе заходил.

— Было и такое — он меломан, — быстро соврал я, — я ему какие-то кассеты с музыкой давал послушать.

— Там, судя по всему, не только