Леша толкнул тяжелую створку входной двери и оглянулся. Свет упал на корешки знакомых книг; над полочкой, где когда-то жил телефонный аппарат, еще можно было разглядеть вразнобой записанные прямо на выцветших обоях телефонные номера, шести– и даже пятизначные. По которым никуда нельзя было позвонить уже много лет. И по которым никуда нельзя позвонить здесь, в этом мире. Подумалось: открой он сейчас любую книгу, не увидит ничего, кроме пустых страниц. Таким ненастоящим оказался родной дом без какой-то малости – частых капель воды в дорожку ржавчины на пожелтевшей эмали раковины. Сердце дернулось и забилось громко и часто, Леша задохнулся, как от быстрого бега, память – вся, без остатка – хлынула горячей волной и заняла свое место в голове, в душе, уютно свернувшись калачиком, как старенькая серо-белая кошка Муза.

Теперь его распирало от воспоминаний. Сбегая вниз по лестнице, он узнавал каждую неровность перил под ладонью. Краем губ улыбнулся квадратику стекла в лестничном окне второго этажа – первому справа. Он вовсе не собирался его разбивать, все получилось как-то само собой. Долговязый Юрка из пятой квартиры воткнул в воланчик слишком тяжелый камешек, приходилось лупить ракеткой со всей силы, а камешек умудрился вылететь и угодить прямо в окно. Подача была Лешина. Он и отвечал потом за разбитое стекло. Мама расстроилась очень, противные дворовые бабульки до конца лета поджимали губы и нудили про то, что «он казался та-аким воспитанным мальчиком, а вот поди ж ты – хулиган какой!»…

Выворачивая из-под арки, он повторил тысячи раз пройденный маршрут, зимой и летом, с портфелем или с нотной папкой, в школу, в училище, в магазин…

– Вон там – моя школа, – на ходу рассказывал Леша Дине, не в силах удержать в себе весь объем памяти, – а там, за углом, консерватория. А, ну ты же видела!

Что дернуло его оглянуться, он не знал, но от увиденного по коже побежали мурашки. Грозный вал плотного тумана, который вырастал прямо за спиной, уже скрыл решетку Никольского сада и беззвучно втискивался в горловину улицы, заставив сердце замереть от ужаса. Ужаса, равного которому Леша никогда не испытывал. Колени ослабели и подогнулись, он пошатнулся, с трудом устояв на ногах. Туман, непроницаемый и странный, продолжал двигаться прямо на них. Рядом охнула Дина. Убедившись, что это не галлюцинация и она видит то же самое, Леша крикнул: «Бежим!» – и сорвался с места.

Туман не собирался отступать, только осел немного, растекаясь по площади, на которую они выскочили, одним махом пробежав целый квартал. Он упорно следовал прямо за беглецами, целясь в просвет улицы Глинки заостренным языком, выступившим из темнеющей на глазах стены клубящегося вала. Дина вырвалась вперед, что-то крича на бегу, но Леша слов не разобрал: они утонули в низкой вибрации рева, от которого голову пронзило острой болью. Он только захрипел и согнулся пополам, зажимая уши руками. Это ничуть не помогло. Звук заполнил весь мир, сотканный из какофонии воя, скрипа и скрежета. Заставил согнуться еще ниже и упасть на колени, выбил слезы из глаз и натужный хрип из горла. И стал членораздельным. Наконец.

«Ид-ди ко мне-е!»

Руки Алексея стали тяжелыми и бесчувственными, словно чужие. Бессильно, как ватные, свалились на подогнутые колени. Он оцепенело смотрел, как часто мерцают расслабленные пальцы, но не мог ими пошевелить. Ничего не мог. Даже поднять голову и посмотреть своему ужасу в лицо. «Вот, значит, как это происходит?» – мелькнула вялая мысль сквозь непрерывное завывание «…ко мне-е-е». Мимо проскочила Дина, он заметил только ее ноги в пестрых шерстяных носках-тапках. «Куда?» – всколыхнулось сознание, на секунду сбросив оцепенение.

– Ко мне-е! – продолжало реветь вокруг.

Леше понадобились все силы, чтобы поднять голову, жилы на шее натянулись так, словно готовы были лопнуть. «Нет! – мысленно закричал он, не в состоянии шевельнуть губами. – Стой!» Тонкая фигурка Дины резко выделялась на фоне чудовищной фиолетово-черной стены. Подруга размахивала руками и шла на нее маленьким тараном. Алексей, совершенно оглохший от воя в ушах, мог только смотреть, как неумолимо кативший вперед вал замер, а потом начал медленно прогибаться перед девушкой, нижним краем отступая с каждым Дининым шагом все дальше и дальше, а верхним угрожающе нависая над ее головой. Разрывавший голову зов взлетел до невероятных высот, превращаясь в сверлящий визг, и в глазах потемнело. Онемевшие руки вдруг дернулись, метнувшись вверх, к ушам, будто их отпустили невидимые путы. А потом на него свалилась тишина, и она была как удар. Леша осознал, что стоит на карачках, упираясь руками в асфальт и мотая головой, когда Дина подошла и присела рядом. Перед глазами расплывались черные круги, его мутило.

Окончательно он пришел в себя от того, что она пыталась заставить его подняться, тянула наверх и что-то испуганно кричала прямо в лицо. Губы Дины шевелились, но, кроме звона в ушах, он не слышал ни единого звука. Тело болело так, словно по нему проехался грузовик.

– …Меня?

Он с трудом разобрал обрывок фразы, скорее прочитав по губам, чем действительно услышав.

– Слышу. Плохо, – выдавил он.

Туман, или что бы это ни было, исчез. Когда это произошло, Леша не помнил.

Он шел, пошатываясь, стараясь поменьше опираться на подставленное Диной плечо. Она не дала ему и пары минут передышки, выразительно ткнув пальцем в небо: судя по положению солнца, уже перевалило далеко за полдень. Их больше никто не преследовал. Никакого намека на присутствие Тьмы Леша не обнаружил, не видела ничего и Дина.

– Что ты такое сделала?

– Да черт его знает, – сдавленно отозвалась Дина из-под его руки, перекинутой через ее шею. – Наорала на нее. Знаешь, я даже бояться не смогла – так она меня выбесила! Пыталась сожрать, но подавилась!

– А ведь она за мной пришла, – сообщил он.

Стыд (за свою слабость; за то, что висел сейчас на Дине, как куль с песком, едва передвигая ноги; за то, что не встал во весь рост рядом с ней перед ревущей стеной чистого ужаса, а скорчился в слезах, как последний трус), стыд и горечь жгли Алексея огнем.

– Я поняла. Если бы за мной, так и утащила бы сразу.

– Она, – Леша запнулся, – со мной говорила.

Дина кивнула:

– Со мной в прошлый раз тоже говорила. Страшно, да?

Она вывернулась из-под руки и заглянула Леше в лицо. Глаза сияли так, что он на миг решил, будто даже шрамы исчезли со щеки. Нет. Не исчезли, но какое это имело значение? Дина показалась ему такой красивой, что у Алексея перехватило дух.

– И мы снова ее уделали! – победно заявила она.

– Ты. Ты снова ее уделала! Хорошо, хоть к тебе она теперь не цепляется!

Она хмыкнула:

– Чует, зараза, что я здесь проездом. Кстати, Алекс (она упрямо звала его именно так, как успела привыкнуть, и ему это нравилось), я понятия не имею, когда меня выдернет обратно. Ты уж не подкачай тут, если что?