выдвигаться в сторону ближайшего города. Зайдёте в комендатуру, скажете, что хотите домой. Там разберутся…

И тут судьба, наконец, определилась. Над головами Отто и Петро зажглась новая дата – 25.05.1951. Значит, заберу я их в Западном Казахстане, при попытке побега из лагеря. А впрочем, с этими двоими не всё так просто – может, и разминёмся опять, кто знает!

Батальон следовал дальше на запад, и я вместе с ним. Садясь на продавленное заднее сиденье капитанского автомобиля, я помахала на прощание своим друзьям и на минуту прикрыла глаза, чтобы немного отдохнуть перед работой. Впереди её ещё много.

Гуляй, песня!

(сценарий будущего фильма)

Пролог

Повернувшись к осеннему солнцу аппетитным бочком, лежит на полу, посреди деревенского дома, огромная, оранжевая в зеленоватую полоску, тыква. Рядом с тыквой, по-хозяйски оглаживая её, стоит девочка лет шести – рыжая, пухлощёкая, веснушчатая – сама похожа на тыковку, да и росточком всего лишь чуть выше. Знает девчушка, что в камеру смотреть нельзя – дядя-оператор заругается, и всё же нет-нет да и скосит глаза на выпуклую линзу, направленную на них двоих с тыквой.

– Ну, расскажи нам теперь, как ты такую красавицу вырастила? – бодро спрашивает крупная громогласная Роза и протягивает микрофон. За спиной у Розы принарядившиеся по случаю телевидения: родители девочки, дед с бабкой, обе тётки, старший брат-насмешник… Все замерли, раскрыв рты, одними бровями подсказывая слова девочке-тыковке. Но слова упорно не идут у неё сегодня – чёрный микрофон напрасно ждёт ответа, напрасно родственники разной степени рыжины выгибают брови… Застряли слова!

Роза хмурится. Оператор Ваня выключает камеру, распрямляет уставшую спину.

– Надо бы ещё подснять… Материалу мало, – бубнит он, ни к кому конкретно не обращаясь. Но Роза-то понимает, что решение, как всегда, принимать ей.

– Так, красавица, – вновь склоняется она к девочке. – Ты что-нибудь ещё умеешь делать?.. Ну, кроме как тыквы выращивать?

– Петь умею, – разом осмелев, говорит девчушка.

– Вот и отлично! Вань, ты подсними, а я пока пойду воздухом подышу…

А на крылечке-то как хорошо! В синем сентябрьском небе ярко горит золото листвы, прохладный ветер борется с летним ещё почти зноем, донося до Розы различные сельские запахи – то перезрелых яблок, то лошадиного пота… Ходят по двору, лениво переругиваясь между собой, куры да индюшки. Серая лохматая собака в такт птичьей ругани повиливает хвостиком, нежится на солнышке… Порывшись в складках широченной юбки, достает Роза сигаретку. Чирк!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Накрыло звуковой волной Розу так, что сигарета выпала изо рта. Вскинулся пёс, забрехал, куры бросились врассыпную, и даже листья зашелестели чаще.

– А-а-а-ах!!! – со второго раза источник звука определил бы и глухой – по задрожавшим в окнах стёклам. Роза бросилась в дом.

– Ба-а-арыня-барыня! Сударыня-барыня!!! – легко и ладно выводила «тыковка», привычно разводя руками, чуть притоптывая на месте и важно покачивая корпусом. Роза метнула быстрый взгляд на камеру – слава богу, снимает! – и выбросила вперёд руку с микрофоном, как бегун эстафетную палочку.

Первым не выдержал дед. Лихо упав на одно колено рядом с внучкой, поддержал он её чуть скрипучим тенорком:

– У нас нонче субботея, а назавтра воскресенье! Эх, барыня ты моя!

– Сударыня ты моя! – присоединилась к пению басовитая бабушка.

– Ко мне нонче друг Ванюша приходил, – поведала мама. – Три кармана мне Ванюша приносил!

– Барыня ты моя, сударыня ты моя – грянули уже хором все родственники.

С последней нотой, на долгом А-а-а-а, лопнули-таки в доме стёкла, рассыпались мелкими осколками, мелодично прозвенев напоследок. И стало тихо…

А ещё через секунду, когда рыжие певцы тяжело задышали, диковато и весело поглядывая друг на друга, в голове у Розы родился план. Прощайте, унылые директора птицефабрик! Чао, пасечники-рекордсмены! Суровые и немногословные овощеводы, адью! Больше никаких вопросов о тоннах картофеля на гектар! Никакого навоза и никаких тыкв! У Розы будет новая передача на областном телеканале. Передача, достойная её таланта и амбиций!

– Это наш шанс, Ваня! – Роза, не обращая внимания на все ещё приходящих в себя рыжих селян, смотала провод от микрофона и выскочила из комнаты. – За мной!

Гуляй, песня!

И началась совсем другая жизнь. Бюджет на новую музыкальную передачу ОблТВ, правда, слегка прижало, а потому съемочная группа, как и раньше, состояла всего из двух человек: водителя-оператора Ивана и Розы – автора, режиссёра, ведущей и продюсера в одном лице. Машину им новую тоже пока не выделили, вот и приходилось пылить по бездорожью на хрипучем синем каблучке бог знает какого года выпуска.

Но ведь всё это – и бездорожье, и ржавчина на машине, и допотопная камера – всё это пустяки! Ничего не значащие детали и приметы обыденности, так сказать. Главное – это следовать своему призванию. А призвание к работе с музыкальными талантами, коими так богата Область, у Розы было… Гармонисты и балалаечники, частушечники и ложкари, гудочники и дудочники, о которых центральное телевидение и слыхом не слыхивало, становились теперь звёздами субботнего утреннего эфира, а Роза – крутобёдрая областная кариатида – Млечным путём сгущала их энергию, уконтрапупивала её в рамки получасовой своей программки и… ехала дальше – более по весям, чем по городам, чаще по направлениям, чем по дорогам, в поисках новых, ещё не открытых звёзд ОблТВ.

Слава опережала синий каблучок. Она бежала на длинных и сухих ногах, высоко вскидывая колени, тряся оборками цыганистой юбки, и истошно орала: «Едут!» Ей вторили жители дальних сёл. И были среди них те же пасечники, комбайнёры и тыквоводы, но повёрнутые как бы под другим углом, а оттого лишённые обычной своей крестьянской хмурости. Они выходили навстречу с плакатами «Роза, мы тебя любим!», щедро кормили (ну и поили, чего уж там!) и одаривали напоследок съёмочную группу крупными домашними яйцами, сметаной, а то и целым жареным поросём.

Роза цвела. Ну некуда, некуда было потомственной казачке до тридцати с гаком лет свою силу приложить! Маялись и тело, и душенька… Но оказалось-то теперь, что не маялись, а вызревали, чтобы сейчас только и облечься в ситцевое платье с мелкими васильками – для кадра, и в кирзовые сапоги – удобства ради и чтобы навозом туфли единственные выходные не пачкать, взять в руки микрофон и, свистнув в него до звона в ушах, гаркнуть в который раз: «Гуляй, песня!»

– Ещё разок давай. Что-то ты не в фокусе…

– Вань, ну твою мать!

– Ага. Она тебе, кстати, до сих пор приветы передаёт… Снимаю…

Что правда, то правда. Из всех Ваниных увлечений Лариса Михайловна только Розу и признавала. Но не сложилось у них с