— Это вы меня хотите на два, а то и три года к благополучию ваших заводов привязать? — вдруг совершенно живо и довольно-таки эмоционально вскричал посредник, и глаза его из тускло-серых вдруг стали карими, а потом и вовсе черными. Сплошняком, без белков! И тут же все исчезло. — То есть… моего доверителя…

«А этот его… доверитель, кажется, изрядно о себе мнит, если полагает, что кому-то может захотеться привязать его к заводам. — подумал Карпас. — Любопытно, на пустом ли месте подобное самомнение? Или не на пустом?»

— Чтоб виталийцам продать, ему еще дольше ждать придется, потому как мы все рынки отслеживать станем. — вмешался Гунькин. — И ежели, где какая неучтенная партия железа появится — немедленно сорвем сделку!

— При контрабандной продаже вы тоже получите изрядно меньше, поверьте моему опыту. Выбирайте, сударь, или не такая уж великая сумма разом и риск стать жертвой хоть полиции, хоть контрабандистов или чистое, законное состояние в течении двух-трех лет, — закончил Карпас.

Посредник снова задумался, замерев на стуле в абсолютной, будто неживой неподвижности. Потом вздрогнул, как очнувшись:

— Мой доверитель согласен: если пакет бумаг будет таким, чтоб самое большее через три года вышла сумма в двадцать четыре тысячи.

Гунькин и Карпас переглянулись, помолчали. Kapпac согласно наклонил голову. Гунькин душераздирающе вздохнул, нервно покрутил стакан с лимонадом, вздохнул еще раз и тоже кивнул. На лице посредника не отразилось ничего — ни радости, ни торжества. Он просто поднялся и снова собрался уходить.

— Погодите! — запротестовал Гунькин. — А как… когда вы отдадите наше железо?

Посредник снова задумался, едва заметно шевеля губами, будто советуясь сам с собой:

— Сколько времени вам нужно, чтоб подготовить ценные бумаги? — наконец спросил он.

— На чье имя прикажете выписывать? — осторожно поинтересовался Карпас.

Посредник в очередной раз замер и с неожиданной неуверенность ответил:

— Пусть будут… как это… на предъявителя? Без имени. Такое возможно?

— Конечно! — вдруг с энтузиазмом вскинулся Гунькин. — При таких условиях дня три-четыре хватит, верно, господин Карпас?

— Верно, — осторожно согласился Карпас.

— Что ж, на третью ночь ждите на пристани возле ваших складов, и, если все в порядке, получите свое железо, — решительно заключил посредник.

— Сударь, если вы думаете, что сможете просто сообщить нам местонахождение нашего железа, и получить оплату, то вы изрядно ошибаетесь! Мы не отдадим ничего, пока не будем уверены…

— Я выразился ясно — вы получите железо.

— Оно что, до сих пор на драккаре? Бы пригоните его прямиком к пристани? — напрягся Карпас.

— Господин Kapпac, разве я спрашиваю вас как вы уладите вопрос о ценных бумагах с другими членами правления? Пусть и вас волнует лишь окончательный результат:

«Эк он ожил! Разговорился.» — Kapпac неприязненно поглядел на посредника.

— Драккар — это интересно, готландские драккары — чудо кораблестроения! Путиловским инженерам было бы весьма любопытственно. — вмешался Гунькин. — Надеюсь, его вы тоже включили в нашу сделку? А то ведь сумма-то немаленькая.

— Напрасно надеетесь. — качнул головой посредник. — У драккара есть хозяева.

— Тогда с ними поговорим, — под нос себе пробормотал Гунькин.

— Попробуйте, — посредник вдруг улыбнулся так, что Карпаса прошиб ледяной пот. — Честь имею, господа! — и направился прочь.

— Жуткий тип, — не дожидаясь официанта Гунькин налил себе уже степлившийся лимонад и залпом выпил. — Но глупый… Ну как же! — заметив вопросительно приподнятую бровь Карпаса, пустился в объяснения он. — Желание его доверителя сохранить инкогнито может сыграть с ним дурную шутку: ценные бумаги на предъявителя имеют свойство легко менять хозяев. Например, сразу после сделки. Поставим своих людей у причала… — и Гунькин многозначительно подмигнул. — Да может и это не понадобится — они же драккар по Днепру погонят. Сторожа вверх и вниз по течению — и мы перехватим груз раньше, чем его доставят к причалу. И ведь никто не придерётся — наше железо, имеем полное право.

— Варяжские паро-драккары невозможно увидеть. — напомнил Карпас.

— Для этого на них должны быть варяги! — фыркнул Гунькин и тут же застыл с приоткрытым ртом. — Полагаете, они там есть? — он снова вытащил из жилетного кармашка часы. — В таком случае, мне лучше все-таки встретиться в «Континентале» с господином Лаппо-Данилевским. Не верю я этим разбойникам!

— Я тоже. Ни этим, ни каким-либо другим. — Kapпac одарил Гунькина насмешливым взглядом. — Поэтому отравил за посредником своего секретаря. Когда он вернется мы будем знать, кто его доверитель.

И только сейчас Гунькин заметил, что столик секретаря пустует.

— Ох и пройдоха вы, господин Карпас, натуральное Иудино семя! — он похлопал Карпаса по плечу, не замечая, как того передергивает.

Лозы на шпалерах шевелились непрерывно.

— Сударь, там это… — к столику торопливо подошел швейцар. — Секретаря вашего того… принесли.

— Что значит — принесли?

— А веткой его пришибло. Не насмерть, но чувствительно. Оторвалась вдруг от дерева и прям по нему — хрясь! Без сознания он!

Глава 18. Приключение в мертвецкой

— Да что ты как мертв… — Митя прикусил язык. Попрекать мертвеца, что он как мертвый, было по меньшей мере глупо. — Просто поспеши! — процедил он, отчаянно стараясь не бежать — бегущий теряет достоинство и привлекает внимание. Мертвяк торопился как мог, но мог он с каждой минутой все хуже. Сперва шагал бойко, потом его ноги принялись заплетаться, а сейчас он уже попросту ковылял.

Из проулка вынырнул Йоэль:

— Следили. Больше не следят.

Митя восхитился — мисс Джексон права, у альвов истинный дар слова!

Йоэль зашагал рядом, искоса поглядывая на Митю:

— А как… — наконец не выдержал он.

— Потом. Надо успеть вернуть его обратно, — и подхватив мертвяка под руку, практически поволок к полицейскому участку.

Альв звучно подавился и перешел на другую сторону, бормоча:

— Моранычи — безумные!

— А вы, альвийские лорды, чересчур нежные! — не остался в долгу Митя, затаскивая мертвяка в проулок.

Знакомым путем спрыгнул к подвальному окошку, отодвинул фанеру и скомандовал:

— Лезь!

Мертвяк изогнулся и полез. Это было… странно. Видеть его движения и одновременно чувствовать их, каждое! Они словно отзывались где-то за грудиной — точно там собрался плотный клубок, и призрачные нити из этого клубка привязывают мертвяка к нему. Натягиваются и слабеют в такт каждому жесту, наклону, усилию. клубок был даже приятным — прохладным таким, словно прямо внутри дул лёгкий ветерок.

«Как полезно для светской жизни! В самую лютую жару призвал мертвяка — и вот уже не потеешь и не позоришься запахом и мокрыми разводами подмышками.» — мысленно хмыкнул Митя. — «Так, глядишь, мне еще и понравится… Понравилось бы, если бы не привкус крови во рту.» Тухлый. Застоявшийся. Мертвый. Митя был совершенно уверен, что, если сейчас, вопреки