Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они бегом ринулись прочь по переулку!
Остановились, только выскочив на Тюремную площадь. с большим трудом Митя заставил себя перейти на шаг.
— Трупарь — пропойца и… Да он сам решит, что ему померещилось! Надеюсь…
— Одежду-то мы снять не успели. Надеюсь, ваш проницательный батюшка не выйдет по ней на моих дядюшек. — с сомнением пробормотал Йоэль.
— Митя? Что это ты тут? — раздался за спиной удивленный голос.
— Отец… — безнадежно вздохнул Митя.
Глава 19. От барышень прохода нет
Лицо у отца было уставшим — будто спал он мало, или не спал вовсе. Под глазами залегли синие тени. Маячивший за его спиной усатый городовой с любопытством поглядывал поверх стопки пухлых канцелярских папок то на Митю, то на альва. Жандармский ротмистр Богинский, как всегда подтянутый, держался чуть в стороне, но его взгляд сперва скользнул пo Митиным растрепавшимся волосам, потом уперся в шею с запекшимся следом пореза:
— Первый опыт бритья, Дмитрий?
— Действительно, эк ты неловко… — отец поглядел обеспокоенно. — Сказал бы, я б тебя научил..
— Ничего, я… — Митя подтянул ворот сорочки и беззастенчиво объявил. — Это вот маэстро Йоэль был несколько неловок!
Альв воззрился на Митю в возмущении.
— Булавку воткнул? Не иначе как во всю длину. — вздернул брови ротмистр. — Мне казалось, вы шьете только на дам, господин Альшванг.
— Маэстро уже случалось обшивать мужской пол. — объявил Митя.
И ведь чистейшую правду сказал: мертвецу в переулке альв штаны подшивал? Подшивал!
— Так что я не первый. Да и я настаивал.
— Напористости господина Меркулова-младшего трудно противостоять, — светски улыбнулся альв.
— Стоило ли так давить на господина Альшванга, если к твоим услугам скоро будут лучшие столичные портные.
— Они не альвы. — мгновенно помрачнел Митя.
— Готовите триумфальное возвращение, Дмитрий? — протянул ротмистр. — Уверен, когда вы назовете своего портного — Альшванг из губернии! — Петербург будет потрясен.
Будь в городе лавочка пo продаже издевки с сарказмом, Богинский стал бы ее бессменным поставщиком!
Йоэль вспыхнул: мраморной белизны альвийский лоб вдруг пошел совершенно по-человечески некрасивыми красными пятнами, а кончики острых ушей аж засветились, как два фонарика.
Митя зло прищурился: ротмистр намекает, что его альвийский портной недостаточно хорош, потому что еврей? А не много ли этот жандарм на себя берет?
— Разделяю вашу уверенность, Александр Иванович, — мягко улыбнулся Митя. — Это ведь серьезные господа из жандармского управления сперва думают: кто альв, кто еврей, кто дворянин, а кто разночинец. А мы, светские щеголи, первым делом ценим хорошо исполненную работу и пребываем в наивном убеждении, что ладно скроенный сюртук национальности и вероисповедания не имеет. Так что да, я уверен, достоинства гардероба от господина Альшванга скажут сами за себя.
— Замечательно, что светские щеголи не вмешиваются в дело государственного управления, правда, ротмистр? — усмехнулся отец. — А то невесть до чего б дошли: может даже и людей стали бы оценивать как сюртуки. По достоинствам.
«И не говорите! — уныло подумал Митя. — Как так вышло, что с вами, господа, я почти настоящим рэволюционэром сделался?»
— Что ж, если вы так прекрасно ладите, оставлю вас с вашими сюртуками. Пойдёмте! — скомандовал отец, и Богинский разом с нагруженным папками городовым, направились ко входу в участок. — Передай тетушке, что я сегодня поздно, — увидел, как Митя сморщился и мученически вздохнул. — Из-за чего вы опять не поладили?
— Тетушка обижена, что я не уступил им с Ниночкой очередь на пошив у господина Альшванга. — отчеканил Митя. Он ни мгновения не сомневался, что сейчас его будут укорять.
Отец в очередной раз страдальчески вздохнул:
— Митя, я понимаю, что одежда — это нечто важное и дорогое для тебя. Хотя видят Предки — не понимаю, почему! Но сейчас выходит, ты, отважный боец, встретивший варягов с топором в руках, состязаешься с дамами за. рюшки? Кому их раньше пошьют? — губы его расползлись в неудержимой улыбке, и он самым натуральным образом захихикал.
«От этих дам никаким топором не отмашешься!» — злобно подумал Митя, глядя на безобразно потешающегося отца. Вот почему так? Ты то сражаешься, то интригуешь, то упокоиваешь, то поднимаешь. и все это ради приличного гардероба! Но стоит появиться дамам — и ты уже обязан уступить всё, за что боролся. Даже почти что с боем добытого альва — просто потому, что они… дамы. И если Митя лишит их новых платьев, то будeт единодушно признан в свете тираном, деспотом, и хуже того — скупердяем. А если они лишат Митю нового гардероба, то их никто не осудит, потому как они же дамы, им нужнее. Натуральное, как говорили древние римляне, discriminatio! Хоть и впрямь в борцы и рэволюционэры подавайся!
— Господин Альшванг, я просил бы вас о любезности! — сквозь сцепленные зубы процедил Митя. — Могли бы вы после того, как озаботитесь моим гардеробом сшить моей кузине Ниночке платье… два… нарядное и повседневное… за счет моего ежемесячного содержания, — и злобно уставился не на альва — на отца. Дескать, доволен?
Альв не ответил, но голову наклонил благосклонно — вроде как согласился.
— Только Ниночке? — усмехнулся отец. — Тетушку не облагодетельствуешь?
— Разве я похож на святого? — с ледяной яростью поинтересовался в ответ Митя.
— Не ерничай! — поморщился отец.
Из дверей участка вдруг вылетел давешний городовой, уже без папок, и со всех ног ринулся к отцу.
— Ваше высокоблагородие, имею честь доложить, труnорез-то наш… того… в мертвяках запутался. Не сходятся они у него: то есть, то нету!
— Пьян? — брезгливо спросил отец.
— С похмелья, — не стал отрицать городовой.
— Мертвые поднимались?
— Да сейчас вроде лежат смирнехонько, но надо, чтоб вы глянули, опытным глазом-то…
— Мы, пожалуй, пойдем, — Митя уцепил альва за локоть и торопливо поволок прочь.
Они отшагали почти квартал, когда Йоэль вдруг задумчиво сказал:
— А рюши… или как ваш батюшка выражается, рюшки… вам не пойдут.
— Почему это? — возмутился Митя. — У меня была сорочка, с таким пластроном… — он пошевелил пальцами, изображая на груди сорочки нечто вроде оборок. — Из лионского шелка! Изрядно мне шла.
— Тогда, может, и шла, — покачал головой альв. — А к тому времени как я с вашим гардеробом закончу… Нет, не пойдет! — и отрешенным взглядом уставился внутрь себя, перестав отвечать на вопросы.
Оставалось лишь надеяться, что там — внутри себя — они видит Митины новые сорочки, пусть даже без пластрона в оборках:
— Что ж, не буду вас задерживать, маэстро. Касаемо же нашего общего дела: сообщу, как только мы будем готовы.
— Кто такие эти мы, и что все вы собираетесь делать, вы, господин Меркулов, мне сообщать не собираетесь.
— Не собираюсь. Равно как и всем нам вовсе не