У шефа не было особой склонности к разным церемониям, но я все-таки убедил его дать небольшой прощальный обед для нашего офицера связи с ONI (Office of Naval Intelligence — Управление военно-морской разведки ВМС США) и его босса, американского военно-морского атташе. Кроме перечисленных лиц, на обеде присутствовал только я. Мы обедали в частном доме, который использовался как раз для таких случаев. Хотя никаких профессиональных проблем для обсуждения у нас не было, шеф выглядел чрезвычайно возбужденным. Возможно, чтобы как-то скрыть это, он говорил торопливо, касаясь тем, большинство которых мы с американцами обычно не обсуждали. К счастью, он говорил слишком быстро и непонятно, и едва ли наши гости смогли разобрать хотя бы часть из всего сказанного.

Ким не раз утверждал, что в идеале руководитель Секретной службы должен обладать прежде всего несокрушимым обаянием, словно смазливая девчонка, и никаких других качеств ему больше не требуется. «В конце концов, — говорил он, — приходится то и дело пересекаться с шефом, и обычно это пустая трата времени. Но пусть хотя бы он внешне производит приятное впечатление». Думаю, у высокопоставленных государственных служащих иногда возникает такое же чувство по поводу их министров.

Почерк у шефа был настолько неразборчивым, что иногда, чтобы его разобрать, хотелось привлечь дешифровальщиков из Блечли. Однажды Киму понадобилось сообщить кому-то о содержании характерных каракулей, сделанных зелеными чернилами. «Шеф, — написал он, — сделал пометку «я не согласен с этой идеей». К этому стоит добавить, что Ким испытывал уважение к Мензису, как явствует из его же книги.

Во второй половине 1944 года был учрежден объединенный Военный кабинет, укомплектованный сотрудниками Секции V, УСС/X2 и МИ-5. Его задачей было тщательно изучать сведения контрразведки, поступающие с военных театров Западной Европы, и давать необходимые указания — а также информацию ISOS — подразделениям разведки различных британских и американских военных штабов. Подразумевалось, что подобное нововведение знаменует собой унизительное поражение для СИС и Секции V, у которых, по сути, отобрали самый дорогой военный трофей и которые испытывали трудности с обеспечением личного состава для совместных операций. Но это не так. Полагаю, что Феликс Каугилл был настроен решительно против учреждения Военного кабинета, но почти все остальные считали это хорошей идеей.

Одной из важных причин подобного трехстороннего решения было то, что подразделения специальной контрразведки в целом тоже были трехсторонними: американские части комплектовались офицерами УСС/X2, а британские — офицерами Секции V и в меньшей степени сотрудниками МИ-5. Верно и то, что с возрастанием заграничной активности, переходом Кима и отставкой Феликса мы в Секции V едва ли могли эффективно управлять всей организацией. К счастью, в лице Робертсона по кличке Деготь8 мы в конечном счете нашли всем приемлемого кандидата. Это был кадровый военный, который большую часть войны успешно руководил замечательной секцией по работе с двойными агентами МИ-5. Он руководил Военным кабинетом тактично и эффективно, однако мозгом здесь, по всей видимости, являлся Колин Робертс из нашей Секции V. Еще более загадочно для меня звучат предложения о том, что Военный кабинет якобы имел дело с крупными военными трофеями. Немецкие разведывательные службы больше не представляли былой угрозы. По мере того как союзники продвигались в восточном направлении, немцы поспешно вербовали и обучали новых тыловых агентов из числа лояльных французов, бельгийцев и прочих, обеспечивали их рациями и шифрами. Они должны были остаться за линией фронта и передавать важные сведения немцам. На самом же деле многие из них просто прятали оборудование и отправлялись по домам, чтобы жить тихой и спокойной жизнью, либо перебегали к британцам или американцам. Часть из них удавалось временно использовать в качестве двойных агентов. Работы хватало, но война с немцами была фактически уже выиграна, и сейчас нам недоставало воодушевления ее первых месяцев.

Я не назначил преемника в кресло Vk, однако мне удалось вскоре заполучить Дика Брумена-Уайта, который стал моим заместителем. Мы сидели в разных углах большой комнаты и разделили между собой обязанности. Существовала договоренность о том, что любой из нас волен при необходимости куда-то выехать и тогда другой должен подменить его и завершить всю начатую работу.

Вообще, поездки становились проще, и необходимость в них тоже возросла. Мой первый визит — в марте 1945 года — был в Париж (где Малкольм Маджеридж и Тревор-Уилсон теперь наводили порядок в местных отделениях разведки). Затем я съездил в Брюссель и в Германию — западнее линии фронта на Рейне. Тогда еще были опасения, что закоренелые нацисты, засевшие в Баварских и Австрийских Альпах, могут организовать здесь подполье и тогда нам придется долго возиться с очагами сопротивления. Другой весьма интересный и важный вопрос заключался в будущих отношениях нашей разведки с несколькими западноевропейскими странами. Секция V уже установила связи с рядом иностранных контрразведок и служб безопасности и намеревалась укрепить их в будущем.

Но нашими основными партнерами в этом смысле были и оставались американцы. В дополнение к очень большому контингенту УСС/X2 и G2 (Служба разведки армии США) и ONI держали небольшие офисы на Райдер-стрит. Главная причина заключалась в том, что на американской стороне ISOS, как и прочий шифровальный материал, подпадал под юрисдикцию G2 и ONI, а УСС/X2 получала доступ к нему только под их надзором. Четвертой американской службой, с которой мы поддерживали тесные связи, было ФБР, представитель которого в американском посольстве часто к нам приезжал. Надеюсь, я не допущу несправедливости к упомянутым отделам и их профессиональной ценности для нас, если в этом контексте упомяну еще об одном. Если выразиться короче, мы, британцы, за годы войны истосковались по хорошей выпивке. У американцев же этого добра было навалом, и они им щедро с нами делились. В общем, этот период моей жизни был пропитан хлебной водкой и бурбоном…

Судьба свела нас с Норманом Пирсоном, шефом УСС/X2. Впоследствии он стал профессором английской и американской поэзии и вместе с У.Г. Оденом подготовил пятитомник «Поэты английского языка». Норман был проворным и веселым горбуном, иногда, правда, мог схитрить или показаться неискренним. Как связующее звено он вел себя благоразумно и не отказывал в помощи, но его главная задача — как он сам считал — заключалась в том, чтобы быть в курсе, что затевают британцы. Сотрудничество с ним больше походило на связи с французами, нежели с американцами. Мы с Мэри один раз невольно возбудили его подозрения. Однажды в середине 1944 года она зашла в «Единорог» опрокинуть по стаканчику со мной и Кимом. А потом без задней мысли объявила, что ей дали задание у американцев на Гросвенор-стрит, 71. «Мэри, — сказал Ким, — ты слишком откровенна…» Мы объяснили, что это лондонская штаб-квартира УСС. Лишь спустя некоторое время Норман полностью признал, что это был не глубокий и коварный, а скорее смехотворно мелкий заговор просочиться в его службу. Фактически и УСС на Гросвенор-стрит, и X2 на Райдер-стрит использовали британских секретарей, и обычные барьеры тайны, которые существуют между двумя разведывательными службами, были в значительной степени преодолены.