— Ты не рыдай. Читай!

Внутри у Стениной всё ходило ходуном и скрежетало — как в индустриальном фильме, где любят давать крупные планы мудрёных механизмов.

— Какая это буква? — Вера ткнула пальцем в заглавную Н.

— Это буква Волк, — шепнула Лара.

— Я её завтра убью, — пообещала Стенина. — Положу на столик к зеркалу — заштрихую, а потом убью!

— Веруня, успокойся, — испугалась мама.

— Так Лара вообще ничего не знает! Эта репетиторша — она сама всё за неё делала, понимаешь?

— А как же «Курочка»?

— «Курочку» она наизусть шпарит. Иди сюда, Лара, маленькая моя. Не бойся! Мама просто немножко расстроилась.

Вера целовала солёные от слез щёчки, думала: ничего, как-нибудь устроится. Джон, конечно, молодец, нашёл кого прислать.

Суеверная репетиторша больше не явилась — зря Вера готовила обличительную речь — а может, и не зря, поскольку Джон выслушал её от первого до последнего слова, покаялся и обещал найти другой вариант. Вера отказалась. Сама стала заниматься с Ларой и худо-бедно выучила дочку читать по слогам — от одного слога к другому они ехали долго, как на телеге по Москве в час пик. И всё же доехали. «Норка суха», — прочла однажды Лара в букваре, и Вера была так счастлива, будто ей купили настоящую норку.

— Это букварь для новых русских? — подобострастно шутил Джон, которого в конце концов пришлось простить. Не мог же он отвечать за всех своих знакомых сдобных девушек.

Пока Вера занималась с дочкой, она узнала о ней много нового, и всё оно было неприятным. Память у Лары оказалась слабенькой, а лень — отборной, высший сорт. Ей одинаково не нравились математика, чтение, окружающий мир и французский, который Вера с перепугу тоже подключила — его требовали при поступлении в гимназию хотя бы на уровне алфавита. Лара от французских букв впадала в истерику. Даже соседи стучали в стену — глотка у девочки была лужёная, как у джазовой певицы, а вот слуха тоже не досталось.

Юлька, выслушав эту драму воспитания, беспечно махнула рукой:

— За деньги возьмут, не переживай!

После этих слов Вера совсем загрустила. С деньгами у них было не очень-то. Ларе шла маленькая пенсия за погибшего кормильца, в музее платили чисто декоративную зарплату. Мама устроилась куда-то развешивать плакаты — варила клейстер, потом шла «на маршрут», но получала тоже гроши. Лидия Робертовна периодически вспоминала про внучку, однако присылала из Питера не деньги, а вещи — к тому же ношеные. Они пахли чужими детьми и все были на вырост. По видимости, чужие дети имели какое-то отношение к то ли тётке, то ли племяннице, приютившей несостоявшуюся Верину свекровь в Петербурге, — Вера не желала вдаваться. Вещи она в тот же день, как получала на почте, уносила в секонд-хенд, а потом заходила туда ежедневно — проверяла, как знакомого в тюрьме. Продавались обноски плохо, но иногда за них всё же удавалось выручить немного денег.

Вот когда Вера заново пожалела о «Девушке в берете»! Портрет можно было бы, если уж совсем придётся туго, продать, хотя, если честно, она бы на это, скорее всего, не решилась. Но хотя бы возможность такая была — возможности порой тоже согревают, не хуже так и не купленной норки.

А вот у Юльки в том году всё было — лучше не придумаешь. Джон, работа, Евгения, которая таскала из школы только пятёрки — как грибник, что жалует одни только белые, она брезговала четвёрками.

На излёте зимы Джон подарил Юльке национальную уральскую женскую одежду — шубу из голубой норки.

— Бабство, конечно, но я не смогла отказаться, — говорила Юлька, поглаживая блестящий мех.

«Норка суха», — мрачно думала Стенина. Она уже четвёртый год носила просаленную турецкую дублёнку из того же секонд-хенда.

Восьмого марта в дверь позвонили неуверенной, чужой рукой — открыла мама. Стенина вышла из своей комнаты, на ходу застёгивая халат. Незнакомая высокая женщина рухнула перед ней на колени, и Лара от восторга начала аплодировать — как в театре.

Приглядевшись к коленопреклонённой женщине, Вера поняла, что не такая уж она и незнакомая.

— Вы меня, наверное, забыли, — гостья торопливо говорила, пока Вера с мамой поднимали её с колен. — Это мой муж убил вашего. Простите, Вера Викторовна! Такой грех, такое горе!

Шатенка с «пейсами» превратилась в коротко стриженную блондинку, но её всё-таки можно было узнать. Веру приятно удивило, что эта женщина не так молода, как ей помнилось, — шея заштрихована морщинами, на пальце старушечье кольцо с янтарём — нестерпимо-жёлтым, как ушная сера. Даже имя вспомнилось — Лия. Имя-деепричастие.

С десятой попытки Лию усадили за стол, мама отправилась в кухню за пустырником. Пока она капала его в рюмку, Лия вцепилась в Верину руку, неприятно поглаживая её сразу обеими своими.

— Вы только не отказывайтесь, пожалуйста. Я сама теперь мать, я знаю, как тяжело растить ребёнка.

Лара, выпятив пузико, с удовольствием смотрела мультфильм про Чипа и Дейла — на несчастное дитя она смахивала не слишком, но гостья, скорее всего, видела вместо реальной девочки какую-то свою выношенную фантазию. Вообще, эту Лию несло в разговоре, как пьяного человека — пусть она была трезвой, но темы сшибала, будто кегли. Вера с трудом поняла, что Лия ещё до суда развелась с Гериным убийцей, потом вышла замуж за другого человека и родила двух мальчиков, они погодки — Стасик и Вадик. Гостья достала фотографии из сумочки и, мазнув ими воздух, тут же спрятала Стасика и Вадика обратно. Муж Лии — очень обеспеченный человек, коммерсант. Они хотят материально помогать Стениным — пусть только те воспримут это нормально.

Тут Вера заметила, что одета Лия не хуже записной богачки — всё из коммерческих магазинов, и пахнет от неё дорогим тональным кремом, а не убогими «Уральскими самоцветами». Лишь нелепое янтарное кольцо вносило лёгкий диссонанс, но, как знать, оно могло быть и памятью о бабушке.

Лия залпом выпила рюмку пустырника и теперь смотрела на Стенину, ожидая — казнят или милуют. Мама на заднем плане вполне однозначно покашливала.

— Мы будем ежемесячно привозить вам небольшую сумму — триста долларов. Пока Ларисе не исполнится восемнадцать.

— Ларе, — машинально поправила Стенина, и бедная Лия тут же стушевалась, как будто позволила себе невесть какую бестактность:

— Простите! Конечно же, Ларе!

Она с мольбой заглядывала Вере в глаза — так покупатели советских времён ловили взгляды всемогущих продавщиц на ключевых должностях.

— Если это для вас так важно… — сдалась Стенина.

— Очень важно! Очень! — Лия порылась в сумке и вытащила из-под Стасика с Вадиком мятый конверт. — Вот! Первое поступление! А это для Лары — Барби.

Лара с визгом кинулась обнимать гостью:

— Барбия!

Это была её давняя мечта. Копипаста обещала заказать пару кукол Бакулиной в Париж, но всё как-то не получалось. А тут — пожалуйста, длинноногая пластмасса с идиотской улыбкой. Лара, как собака драгоценную косточку, потащила «Барбию» в детскую — чтобы зарыть получше, а то вдруг отнимут. А Лия заплакала, и Стенина впервые в жизни увидела перед собой человека, который только что уронил с плеч гору. Правда, гора при падении задела саму Стенину — но об этом она решила не задумываться.