воочию. Так что я легко могу понять эмоции, отражающиеся на лице Ламберта. Мне тоже нелегко смотреть на наброски, но они словно притягивают взгляд, не давая его отвести. И каждый раз я задаюсь одним и тем же вопросом: «Как один человек мог поступить так с другим?»

Ламберт поворачивается к нам, сжимая губы так крепко, что они побелели:

– Дело закрыто?

Растеряв весь свой гнев, Симон падает в кресло у дальнего конца стола.

– Твой отец решил именно так.

– Но ты не согласен.

Симон закрывает глаза и прислоняет голову к резной спинке.

– Нет. Не согласен.

Жулиана опускается на скамеечку и начинает собирать бумаги, разбросанные по столу. А на меня опять никто не обращает внимания.

– Думаю, пришло время попрощаться, – неумело делая реверанс, говорю я. – Можете оставить карты себе, если хотите.

– Почему ты решила прощаться? – Жулиана перестает раскладывать бумаги и поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. – Ты же и сама все понимаешь.

– Понимаю что? – уточняю я.

Она качает головой, словно я сказала какую-то глупость.

– Что Симон не остановится. Пока не найдет настоящего убийцу.

Глаза венатре тут же распахиваются. Жулиана роняет страницу, которую держит в руках, и заламывает руки.

– Прости, – бормочет она.

Наклонившись вперед, Симон кладет ладонь на ее руки, но она продолжает сосредоточенно смотреть на стол.

– Тебе нужно отдохнуть, – ласково говорит он.

И я практически не сомневаюсь, что он скрывает за этими словами что-то еще.

– Да, да, так будет лучше, – говорит она, принимаясь раскачиваться взад и вперед. – Но пусть Кэт не уходит из-за меня.

Симон сжимает ее пальцы:

– Не сегодня.

– Меня-сегодня, – бормочет Жулиана. – Сегодня-меня.

Я бросаю взгляд на Ламберта, который наблюдает за ними, стиснув челюсти.

Это еще одна «семейная игра», вроде той, когда они говорят друг другу глупости? Симон поднимает глаза на двоюродного брата с настолько фальшивой улыбкой на лице, что оно напоминает маску актера.

– Последние несколько дней она потратила много сил, а уже днем – казнь. Предлагаю начать все сначала. Завтра.

– Ты не откажешься от расследования? – выпаливаю я, хотя Жулиана уже говорила об этом.

Симон переводит взгляд на меня.

– Нет, не откажусь. Нам просто следует быть похитрее.

– Нам? – переспрашиваю я.

Жулиана перестает покачиваться и, замерев, смотрит на нас. Несколько секунд Симон обдумывает ответ, поджав губы, но в его глазах видна мольба.

– Конечно, ты можешь распрощаться с нами. Но… Надеюсь, ты решишь продолжить помогать нам.

Магистр Томас все еще может попасть под подозрение, и мне следует защитить его. Но я совершенно не поэтому соглашаюсь прийти завтра.

Глава 24

И магистр Томас, и Реми радуются, что расследование завершено. Строительство святилища продвигается, леса под деревянной крышей укреплены, и теперь по ним можно поднимать камни для возведения внутренних потолочных арок. Я отговариваюсь тем, что у венатре осталось несколько нерешенных вопросов, но пока даже не представляю, как буду оправдываться в последующие дни.

Войдя в комнату Симона, я вижу, как он снимает со стены последний из своих набросков.

– Переживаешь, вдруг дядя обнаружит, что ты продолжаешь расследование? – спрашиваю я.

Симон складывает наброски в стопку.

– В ближайший час я уеду в Мезанус, – разглядывая один из них, говорит Симон. – Хочу проконсультироваться с одним из тамошних врачей.

Нетрудно догадаться, что он хочет обсудить убийства со знатоком душевных болезней.

– Долго тебя не будет?

– Десять дней.

Десять дней? С убийства Изабель прошло уже восемь, а ее нашли через четыре дня после Перреты.

– А вдруг без тебя произойдет еще одно убийство? – спрашиваю я.

Он качает головой и продолжает перебирать листы.

– Мне кажется, преступник затаился. И практически не сомневаюсь, что он решился убить Изабель так скоро только для того, чтобы исправить ошибки, которые, по его мнению, совершил, убивая Перрету.

Я медленно обхожу стол.

– А ты не думаешь, что он захочет показать всем, как глупо считать, что его поймали?

Эти слова переключают внимание Симона на меня. И он опускает рисунки.

– Я такого не говорил.

– Но это логично, – настаиваю я. – Разве ты не согласен?

– Согласен. – Симон внимательно смотрит на меня. – И подумал об этом, просто не стал говорить вслух. Занятно, что ты пришла к такому же выводу. – В его голосе проскальзывают довольные нотки.

Щеки тут же вспыхивают.

– Я просто внимательно следила за тобой, вот и все.

Жар расползается по лицу, когда я понимаю, насколько двусмысленно это звучит.

– Знаю. Вы с Жулианой сильно помогли мне, когда мы разбирались, кто убил жену торговца зерном. – Он ободряюще улыбается. – И я ни капли не сомневаюсь, что вы справитесь, если без меня возникнут какие-то неприятности.

Я энергично качаю головой:

– Мы ни за что не справимся без тебя.

– Главное – внимательно все рассмотреть, – говорит он. – Вернусь – обсудим и сделаем выводы.

– С чего ты вообще взял, что граф позволит нам приблизиться к телу или месту убийства?

Симон выгибает бровь над глазом с изъяном:

– Потому что мадам Эмелин обещала мне, что по возможности сначала позовет тебя или Жулиану, а если не получится – сохранит тело, чтобы вы могли его рассмотреть.

Я складываю руки на груди:

– Я все еще считаю, что это ошибка. Случись новое убийство, люди станут винить тебя в том, что ты уехал, когда твоя помощь требовалась больше всего.

Он несколько секунд покусывает нижнюю губу, словно обдумывает что-то. А затем, наконец, жестом указывает на скамейку.

– Присядь, пожалуйста. Я хочу объяснить, в чем ты права – и в то же время ошибаешься.

Его слова звучат нелогично. Но я все же переступаю через скамейку и усаживаюсь рядом с ним.

Сложив руки на колени, Симон делает глубокий вдох.

– Я переживал, что убийца отправится за новой жертвой ночью, после казни, но он этого не сделал. А значит, он способен сдерживать свои порывы и наслаждается обманчивым чувством безопасности, которое накрыло Коллис.

Я поджимаю губы:

– Но ты уедешь на десять дней. С чего ты решил, что он сможет так долго держать свое чудовище в клетке?

Симон бросает взгляд на стол:

– Ты должна пообещать мне, что никому не расскажешь о том, что я тебе покажу. Даже Жулиане.

– Обещаю, – с трудом выдавливаю я: во рту моментально пересыхает.

Он лезет под куртку и достает клочок пергамента.

– Я нашел это прошлой ночью.

Забираю оборванный листок у него из рук, разворачиваю.

Почерк очень похож на тот, что я видела в записке торговца, но пергамент разгладили после соскабливания, а грамматика намного лучше.

«Возможно, ты знаешь, какой я, но я знаю, кто ты».

– Это