– Чего, девчонки, спорим? – Вернулся Саша из дома с чайником и стаканами.

– Агнета говорит, что у меня браслетик порчельный, – пожаловалась ему Света.

– Ну, если так говорит, значит, так оно и есть, – пожал он плечами.

– Как же порчельный, мне его от всей души подарили. Женщина эта уже на пороге смерти стоит, ей осталось немного. Разве она будет другим вредить? – Она с обидой посмотрела на нас обоих.

– Наивная ты, Светка, – покачал головой Саша. – Люди специально аварии устраивают, зная, что им жить не долго осталось, чтобы побольше народу с собой забрать. Других заражают, даже статья за это есть. А ты все в сказочки веришь. Сними его, и дело с концом.

– Не могу, он мне в руку впился, – пожаловалась она.

– Давай срежем, – предложила я.

– Ну я даже не знаю. Хотя, режь, что-то больно стало мне. – Она протянула руку.

Я пошла за своим волшебным ножом, чтобы срезать эту гадость. Искала его в шкафу, куда собственноручно его спрятала, но никак найти не могла. Все перевернула, расстроилась. Открыла очередной ящик, а там ножницы такие чудесные лежат, веретено и нитки всякие разные, а еще полная коробочка всяких иголок и булавок. Видно, предыдущая хозяйка рукодельница была. Взяла эти ножницы и вернулась обратно в беседку.

Света сидит плачет и мне руку показывает, а она у нее посинела вся, вены все повылезли. До самого локтя зараза дошла.

– Как быстро, – ахнула я.

– Мы ножом его пытались разрезать. Смотри, что с ним сталось, – показал мне оплавленное и скрюченно полотно металла Саша.

– Туго она мне его затянула, вот и рука онемела, она не со зла, а по неосторожности, – повторяла пересохшими губами Света.

Тоненький кончик ножниц легко подлез под нитки. Они начали обугливаться, бусины плавиться, и дымить. Запах пошел отвратительный, мертвечиной какой-то.

– Прошка, смотри, мертвяка там нет? – сказала я коту.

Он сдернул одну бусину и запихнул себе ее в пасть лапой. Слышно было, как она лопнула на его клыках и хрустнула.

Сомкнула лезвия вместе. Почувствовала, как железо раскалилось и начало вплавляться мне в пальцы, но боли я не чувствовала.

– Все, что положилось, назад возвратилось. Все, что корни дало, зачахло и засохло. Все гнилое и дурное на тело не ложится и вреда не приносит, – тихо шептала я, перерезая, опаливая нитку за ниткой.

– Оно в кожу мою вросло, – тихо плакала женщина.

– Не плачь, хорошая, сейчас вытащим всю гадость и выбросим.

Саша во время ритуала ушел, да и не надо ему все это видеть.

Перетерла, перерезала, сожгла и переплавила. Выдирала ножницами, как пинцетом корни, нитку за ниткой. Вниз сбрасывала, Проша ловил и ел. Бусины все в кучку собрал и на них смотрел внимательно. Узелки развязывал и оттуда что-то вытаскивал. Все вроде вынула, вычистила. Руку проверила, покрутила, главное до сердца и до головы не успело дойти. Неизвестно, восстановится теперь рука или же так и будет плетью висеть.

В углу сада надрала крапивы и перед Светой положила.

– Три в руках, – скомандовала я.

– Она же жгучая, – ответила она.

– Руку хочешь вернуть?

– Хочу.

– Тогда мни ее и перетирай, в руку свою больную втирай. Повторяй за мной. Крапива жгучая, крапива острая, помоги мне, изгони из меня яды злые и колючие. Верни мне мое, а чужое изгони. Да будет так, как я сказала. Язык, ключ, замок.

Я тоже набрала в ладони листьев, и мы принялись с ней вдвоем руку натирать да приговаривать. Все, что на пол падало, то все Прошка съедал. Из руки корни мелкие полезли наружу. Ножницами аккуратно цепляла и вытаскивала. Все вроде вытащила. На столе огарок свечи стоял, от прошлых романтических посиделок остался. Сейчас нам огонь нужен, не важно, кто его носитель. Зажгла и по руке прошлась еще пламенем, прося помочь и все остатки выжечь. В какой-то момент свеча сама вспыхнула ярким высоким пламенем и погасла, значит, работа выполнена.

Встала я из-за стола, а ноги не идут. Слабость по всему телу. Саша меня поймал и в дом отнес. Свету отнес в летний домик. Она уснула сразу же после того, как свеча погасла, в беседке, на лавке.

Проша устроился на диване рядом со мной и тарахтел мне в ухо. Меня клонило в сон, не стала сопротивляться и улетела в царство Морфея, а может, и не в его владения.

Мой дом – моя крепость

Очухалась в летнем душе, стоя под водой прямо в одежде. Меня аккуратно придерживал Саша.

– Ты чего такое делаешь? Зачем меня в душ притащил? Я же спала себе спокойно, плющ какой-то снился, – пыталась я стряхнуть с себя воду.

Думаю, Саша совсем ошалел, намочить меня решился.

– Я тебя забрал от беседки, уложил на диван, ты вроде в сон провалилась, а потом начала с рук что-то стаскивать с себя и причитать. Я твоей Матрене позвонил, она сказала, срочно тащить тебя под душ. Вот я и отнес.

Вспомнила, что этот плющ руки мне обвивал, стягивал. Посмотрела на себя внимательно, вроде нет ничего. Летний душ чудеса творит, водичка солнышком заряжена, дополнительная порция энергии.

– Выйди и принеси мне, пожалуйста, полотенце и халат. Света как там? – спросила я.

– Спит.

Он ушел, а я стащила с себя мокрую одежду и подставила свое тело под струю воды, представила, что все плохое, чужое и злое с меня смывается и в землю уходит. Почувствовала, как ко мне постепенно возвращается бодрость и энергия, а так чувствовала себя, как сонная муха. Саша принес мне сухую одежду и полотенце.

– Агнета, мне тут позвонили, бежать надо, – сказал он, чмокнул меня и унесся в дальние дали.

Я еще постояла несколько минут под душем. Эх, Агнета, Агнета, опять ты на старые грабли наступаешь, кто же без подготовки лезет. Потом надо было хотя бы руки помыть, а ты сразу завалилась. Но, с другой стороны, если бы я со своими ножничками не полезла к ней, то не дожила бы Светка до утра, сгорела.

На столе в беседке, рядом с моим швейным набором трезвонил телефон женщины. Глянула на экран: «Лена, больница». Три пропущенных звонка. Замолк телефон, и посыпались эсэмэски, как горошины: «Света, что случилось? Ты почему не берешь трубку», «Света, ответь мне», «Света, я чувствую, что тебе плохо», «Света, рядом с тобой дурные люди, уходи оттуда». Выключила телефон и оттащила его к себе в дом. Ножницы положила в тот же ящик, где они и лежали. Поблагодарила