Инструмент в деле

Вернулась домой в приподнятом настроении. Только зашла в избу, как услышала знакомый звук мотора: приехал Саша. Ждала, когда же он зайдет во двор, но его все не было. Вышла сама, он стоял около машины и курил.

– Саша, ты чего тут стоишь? Ты вроде не куришь? – спросила я его обеспокоенно.

Он повернулся ко мне, и я увидела пустой равнодушный взгляд.

– Агнета, там нужно Ксении Владимировне помочь, она одна без меня не справится, – сказал он, – мне ехать надо к ней.

– Саша, что случилось? – волна беспокойства росла, как снежный ком.

– Ничего, мне просто не хочется с тобой встречаться и общаться, – ответил он равнодушно.

– Ты у нее что-нибудь ел или пил? – поинтересовалась я.

– Нет, ничего и даже ее пальцем не тронул. Когда ехал сюда, вдруг понял, что больше не хочу быть с тобой. Только давай без истерик, – поморщился Саша.

– Ну ладно, как скажешь, – пожала я плечами. – Идем, зайди в дом, я кое-что Ксении Владимировне передам, чтобы ей не страшно было в доме одной находиться, в помощь, так сказать, ей.

– Нет, мне нельзя в дом к тебе. Она сказала, чтобы я не заходил, – он посмотрел на меня невидящим взглядом. – Ты сюда вынеси, а я передам.

– Сейчас, ты подожди только, не уходи и не уезжай.

Недалеко маячил волк. Подозвала его, попросила постеречь. Животное обежало по кругу мужчину и остановилось, замкнув круг. Несмотря на высохшую, почти каменную землю, на ней отпечатались следы. Развернулась и ушла в дом. Вернулась с подаренным коловершей ножом. Саша в круге психовал, но не мог из него выйти.

– Убери эту чертову псину, – завизжал он, словно баба-истеричка, – она меня не выпускает.

Естественно, он тебя не выпустит, потому что ему велено тебя охранять. Вошла в круг и увидела, что Сашина родовая защита как бы оплетена легкой тонкой паутинкой, от которой идет пара ниточек куда-то в сторону. Ножом вокруг него прочертила круг и принялась водить лезвием, срезая паутину. Мужчина застыл на месте, словно его выключили.

– Все связи вредоносные и со злым умыслом установленные срезаю, все убираю и назад возвращаю, – повторяла я раз за разом.

Делала все быстро, потому что у Саши изо рта пена пошла, и его стало трясти. Паутинка, видно, хорошо прилепилась и начала проникать в защиту. До конца все не почистила, не успела, он упал. Схватила его и поволокла за собой во двор. Затащила в баню, прислонила к стеночке. Принялась печь разжигать да парилку устраивать. Только это дело не быстрое, а надо, чтобы жарко было и вода парила.

Втащила туда мангал. Угля из печки набросала в мангал, а сверху таз с горячей водой поставила. В воду можжевельника, полыни, чабреца, листья лаврушки и перца черного горошком накидала. С одной стороны печь у меня топится, а внутри парилка от таза и углей. Разнагишала Сашу и принялась его парить, да веничком отходила по полной программе. От всякой паутины его очистила, и от души по всем местам ему прошлась. На улицу вытащила да холодной водой окатила, чтобы вся «грязь» от него ушла в землю и больше не возвращалась.

Вот я покажу этой марамойке, как людей воли лишать и привораживать их. Надо посидеть, успокоиться и придумать на трезвую голову, как ее наказать, чтобы неповадно было. Сашу отправила спать в летний домик. Через полчаса к нему зашла.

– Саша, если ты не пил и не ел, то что она тебе дала? – спрашиваю.

– Там, в машине, галстук такой красивый. Она мне сразу на шею накинула, типа подарок за мою работу. Я их сроду не ношу. Агнета, что у меня все тело-то так болит? Бил, что ли, меня кто-то? Как галстук она на меня натянула, так и не помню ничего, все как в дыму каком-то. Пить-то как охота, – он еле говорил.

– Сейчас тебе чай принесу с чабрецом и мятой.

Принесла ему чай, а сама пошла к машине. Из салона палкой выгребла тот самый галстук. Подозвала к себе волка и велела ему отнести этот предмет одежды бабке Нине, подбросить ей на порог. Волка после работы хорошо накормила мясом и скормила ему те самые сигареты, что курил Саша.

Через полчаса решила прогуляться по поселку. Села на велосипед и погнала по местным достопримечательностям, решила и по улице Ленина прокатиться. А там чего творится, бабка Нина лупастит нашу Ксюшу какой-то метлой, словно она сама на ней прилетела. Пихает ей за шиворот тот самый галстук и орет, что, дескать, если она еще раз такую гадость ей сделает, то она ее на том самом галстуке на первом суку повесит.

Вся деревня на побоище собралась полюбоваться.

Тут эта Ксюша извернулась из цепких бабкиных рук и меня увидала. Кинулась ко мне со своими ручонками да с этим галстуком. Бабка Нина ее гонит метлой и сыплет ей удар за ударом по загривку. Кура эта несется ко мне с бешеными глазами и капающей слюной. Думаю, валить надо отсюда, пока самой по полной программе не досталось.

Бабенка почти до меня добралась, но тут случилось то, чего никто не ожидал. Галстук как-то ожил и в змею превратился, и пополз вверх по хозяйкиным рукам. Добрался до Ксюшиной шеи и начал душить. Она его кое-как сорвала, бросила на пол и со всего размаху наступила ногой. Змея лопнула и окатила ее какой-то вонючей жижей.

Народ ахнул и стал быстро-быстро расходиться по домам, никто не хотел попасть под раздачу. Вдруг ведьмы начнут друг в друга молниями метать, или навозом, попадешь под горячую руку, потом не отмоешься. Разбрелись все, разбежались. Бабка Нина плюнула Ксюше под ноги, стукнула еще пару раз по спине метлой для порядку и ушла. Да и я поехала домой с чувством выполненного долга. Долго она будет себя чистить от обратки, да еще бабка-чернушница ей люлей выписала для полного счастья.

И снова коловерша

Ну вот пришла. Чего принесла? Вкусное есть? А если найду? Как она пахнет всегда замечательно, и волны такие от нее приятные идут. Вот если бы не жил с Матреной, то обязательно бы к Агнете переселился. Она добрая и относится ко мне, как к разумному существу.

Вот прилепилась с этой ложечкой, верни да верни. Не хочу, моя ложечка, мне нравится. У меня их много. Вот домовой носки ворует и из стиральной машинки их вытаскивает, а я ложечки да вилочки,