имеем дело именно с классическим случаем качественного весёлого карикатурного образа довольно серьёзной отличительной черты героя со своей отдельной историей. Поэтому я «За!»

— Да, только лепить особо некуда, — пожаловался Лу, — у меня уже всё тематикой восточного дракона оформлено.

— Не беспокойся, дружище, — ответил Ганс, — я покажу тебе, как грамотно это сделать!

После ужина пройтись вместе с Константином по станции с короткой экскурсией из всех пилотов соблаговолил только Ганс. Лу изъявил желание заняться этим завтра, не торопясь после обеда. Остальные решили отказаться, списав всё как обычно на то, что станция российская, то есть своя, и они ещё не раз на ней побывают, именно поэтому не стоит сейчас так озадачиваться этим вопросом. Тем более что нужно было хорошо отдохнуть и выспаться, так как завтра им предстоял один из самых длинных маршрутов, длиной около полутора тысяч миль, а сегодня они и так прошли две дистанции. Так закончился ещё один день миссии.

ГЛАВА XXV. ДИСТАНЦИЯ «МИРНЫЙ — ст. Ленинградская»

В девять часов утра Константин по внутреннему селектору в номерах сыграл подъём и оповестил, что завтрак будет в десять, а старт в одиннадцать утра. Единственным, кто игнорировал утреннее расписание, был Лу, как собственно и остальные участники миссии в подобных предыдущих случаях. Тем более что новый протокол миссии позволял свободный по времени выход со станции и не регламентировал дневное расписание для выбывших пилотов.

Обстановка на самом деле накалялась. Участников заезда с каждым разом становилось всё меньше, сновигаторы начинали казаться более серьëзными и устрашающими, да и сами пилоты нервничали всё сильнее от естественного приближения к жёсткому финалу. И вот четыре оставшихся участника гонки Джонс, Ганс, Фрэя и Хэлбокс уже стояли перед выходом на полигон, как Атос, Партос, Арамис и ДеАртаньян в адреналиновом напряжении перед схваткой, только не с гвардейцами, а друг с другом. Погода была отличная, солнечная и безветренная. Дистанция, как назло, была протяженная, прямая, и практически наверняка, без каких-либо особых препятствий. Всё это вместе с пониманием того, что форсажная смесь будет однозначно вызжена полностью, отбивало настроение о хорошем, добром и дружеском исходе в этой гонке. Но что поделать?.. Всё равно пришлось бы выполнять все предписания, и наши пилоты начали выходить со станции и двигаться к своим машинам, переживая некоторый внутренний психологический дискомфорт от предстоящей схватки после комфортного релакса на станции. Константин, попрощавшись с ними, стоял в холле со сложенными на груди руками, и смотрел им вслед с ехидной, счастливой, той самой злорадственной улыбкой, понимая всю психологическую тонкость нарастающего между пилотами соперничества. В этот момент он был похож на древнеримского полководца в тунике и в его внешнем виде явно читался риторическо вопросительный посыл: «А как вы хотели?!».

Запустилась первая пара движков, за ней по-нарастающей все остальные.

— Приветствую! Я — ваш диспетчер на маршруте «Мирный — Ленинградская». Тясяча четыреста тридцать шесть миль вам необходимо будет пройти за девять — двенадцать часов расчётного времени. Сейчас у нас десять часов пятьдесят минут по Москве. Ваш стартовый расчёт: Фрея, Ганс, Джонс, Хэлбокс. Выходите на стартовый коридор. Как только все выстроятся, я запущу отсчёт с интервалом в двадцать секунд. Поехали!

Команда стартовала. Впереди открывались красивейшие пейзажи снежной голубой пустыни, бесконечная даль экзотических ландшафтов. На чистом небе белой рябью пестрели облака. Вслед за сновигаторами тянулись снежные хвосты с берюзовым оттенком отработанного газа.

— Как думаете, кто проиграет сегодня? — начал Хэлбокс.

— Хэл, успокойся, следи лучше за управлением! — ответила Фрэя.

— А что такое? Я хотел поразмышлять, как-то разрядить обстановку. Просто так молчать десять часов довольно скучно, не правда ли? — продолжал он.

— Тебе какая разница, кто проиграет? Нас всё равно останется двое против Ганса, если ты об этом. Ганс, извини, что мы тут про тебя так откровенно! — сделала вынужденную оговорку Фрея.

— Да всё в порядке, — спокойно ответил Ганс своим обычным тоном, — я тебе больше скажу, у меня такое предчувствие, что сегодня проиграет именно Хэлбокс.

— Это ещё почему? — переспросил Хэлбокс с выраженным негодованием.

— Просто у меня с начала гонки появилось такое предчувствие. Сам не понимаю почему, — ответил Ганс.

— Боюсь, что предчувствия тебя обманывают, — убедительно сказал Хэлбокс, — уж кто- то, а я то точно не собираюсь сегодня проигрывать!

— Я привык доверять своим предчувствиям, и они меня ещё ни разу не подводили.

— Может ты ещё скажешь, что я теперь должен проиграть из-за твоих предчувствий? — начал злиться Хэлбокс.

— А ты мне предлагаешь смириться с твоим внутренним страхом перед проигрышем в этой гонке, и из жалости к тебе не поддаваться своим предчувствиям? — начал усиливать своё психологическое давление Ганс.

Хэлбокс оторопел, как в принципе удивились и Фрэя и Джонс. Немного подумав, переваривая сказанное Гансом, Хэлбокс продолжил:

— А с чего ты взял, что я боюсь проиграть?

— Потому что ты слишком явно беспокоишься по этому поводу, а ещё сопротивляешься и злишься. Предчувствие возможного поражения вызывает у тебя неосознанный страх, выраженный в повышенной эмоциональности и беспокойстве.

— По-моему ты меня запутать хочешь! — неприязненно и подозрительно начал сопротивляться Хэлбокс.

— В каком смысле «запутать»?! — спокойно поинтересовался Ганс, не меняя темп диалога.

— Ну а почему всё дело в страхе, а не в желании, например?

— Так это просто! — продолжал Ганс, — если человек именно «не хочет проиграть», то это значит, что он «хочет выиграть», то есть в обоих случаях мы говорим об одной цели. При этом человек будет стремиться к этому всем своим явным поведением.

— Ну и что? — спросил Хэлбокс, предполагая необоснованное завершение в суждениях Ганса.

— А то, что твой вопрос «Интересно, кто сегодня проиграет?» абсолютно никак не сочетается с настроением человека, который стремится выиграть. Он носит негативный характер, а значит никак не может возникать у человека, позитивно настроенного на победу.

Это был ещё один случай длительной тишины после реплики Ганса. В абсолютно мёртвом эфире царило неотразимое чувство какого-то грандиозного облома. Фрея и Джонс не вмешивались и ничего не спрашивали у Ганса, так как просто не имели особого желания общаться с кем-либо на данный момент, а Хэлбокс был введён в тяжёлое омерзительное состояние, которое едва мог контролировать. Во-первых, Ганс его раскусил перед всеми. Во-вторых, в этом споре ему открыли неприятную правду о нём самом, о которой он даже не мог догадываться. В-третьих, ему была умышленно навязана мысль о том, что он проиграет, причём таким запутанным способом, что осознание всего этого в его голове начинало вызывать панику и шквал негативных эмоций, которые