я так рьяно держалась последние полчаса, чтобы не разрыдаться, как последняя слабачка, куда-то подло испарялась, быстренько тая от исходящего тепла чужого могучего тела. Впрочем, это не помешало возмутиться хотя бы словесно.

— Стой! Подожди! Отпусти!

— Нет.

— Отпусти, сказала!

— Нет, — повторил он.

Ровный, практически безэмоциональный тон обязательно должен был задеть и обидеть. Но почему-то пробудил лишь мурашки по коже. Вот я и вцепилась в широкое плечо, устроившись удобнее, мрачно насупившись. Ну, а чего он такой — делает, что хочет, а я сама вроде как уже и не против, несмотря на все сопутствующие обстоятельства? Так не должно быть.

А свободу я всё-таки получила. В спальне. Где меня сгрузили прямо на кровать. Стало намного теплее, нежели, пока я пребывала на улице. Но не настолько, чтобы…

— Раздевайся, — заявил следом всё также безэмоционально, глядя на меня с высоты своего роста.

— Чего? — ошалела невольно. — Слушай, а ты ничего не перепутал? Может ещё и на колени встать перед тобой скажешь? — округлила глаза.

Я же всё-таки поговорить с ним собиралась, а не вот это вот всё…

— Встанешь. Обязательно, — усмехнулся, принявшись раздеваться сам. — Но позже.

Одарила его демонстративно презрительным взором, стараясь не слишком пялиться на то, как с его плеч спадает пиджак, да прямо на пол. Сама раздеваться, конечно же, не стала. Только ровнее уселась на постели, оглядываясь по сторонам. Спальня, к слову, была исполнена в приятных кофейных тонах, а сама кровать — две меня поперёк положить можно.

— Не встану, — фыркнула. — Не заслужил.

Всё моё напускное возмущение от мужских действий позорно таяло, так что приходилось цепляться за его жалкие остатки с особым рвением, чтоб окончательно не упустить и не уступить.

— Поспорим? — отозвался Ярослав насмешливо и принялся расстёгивать пуговицы на своей рубашке.

При этом не сводил с меня своего глубокого взора. И чем дольше смотрел, тем всё сильнее мне хотелось избавиться от предательски давящего ощущения, что возникало в районе солнечного сплетения, как если бы мне на грудь бетонную плиту положили. Не вдохнуть свободно, не выдохнуть. Да и вообще не пошевелиться. Как намертво пригвоздило его пристальным взглядом.

Пожалуй, с меня хватит!

— Всё, насмотрелась, — резко поднялась на ноги, даже не чувствуя ни единого шага, пока решительно направлялась к двери комнаты. — Если надумаешь заняться чем-нибудь другим, дай знать. А пока я лучше… — не договорила.

Да и успела только нажать на ручку, когда меня резко развернули и впечатали спиной в стену рядом. Сам он встал так близко, что и без того неяркий свет совсем исчез.

— Нужно быть настоящей сукой, чтобы проделывать со мной всё это, — прошептал Ярослав, вклиниваясь коленом между моих ног.

Вопреки гневу в голосе, моего виска коснулся достаточно нежный поцелуй. И также нежно его губы прошлись по скуле до уголка моих губ.

— Маленькая, жестокая дрянь, — с шумом втянул в себя воздух мужчина и прижался ко мне щекой. — Не смей больше так со мной поступать, слышишь? Я же действительно готов был его убить, ты это понимаешь? Хотя ни хрена ты не понимаешь, — вздохнул тоскливо и чуть отстранился. — Я и сам не понимаю уже ничего, — поднёс одну руку к моему лицу и едва осязаемо коснулся губ. — Но ты что-то ломаешь во мне. Вот здесь, — взял мою ладонь и прижал к своей обнажённой груди. — Слышишь?

Слышу…

Не его слова.

Удары сердца.

Сильные. Гулкие. Твёрдые.

Каждый толчок под моими пальцами, что отражался в сознании, подобно собственным ударам в грудной клетке. Настолько ярко, что за ними потерялось всё прочее. И ничего не существовало, помимо этого ритма. Одного на двоих.

— Я — нет. Только когда ты рядом.

— Ярослав, — всё, на что меня хватило.

Просто потому, что…

Сдалась.

Сжала пальцы в кулак. Вместе с частью его расстёгнутой рубашки, что комкала в ладони, предавая всё, что знала до этого. До него. До Ярослава. До того, кто вот так, одним своим существованием стирал не только окружающее, но и меня саму. Всё. Не было больше меня. Только не без него.

Разговоры?

Не нужны они никому.

Здравый смысл?

Он тоже не нужен.

Лишь Он…

Один-единственный.

Других быть не может. Ни до него. Ни после.

— Ярослав, — повторила.

Сомкнутую в кулак на рубашке ладонь потянула на себя вместе с мужчиной. Чтобы ощущать больше его тепла. Чтобы больше не думал оставлять одну. Даже если я снова сотворю глупость, попросив его об этом. Хоть тысячу раз. Пусть не слушает. Сделает всё по своему. Ведь разве не видно, как я отчаянно нуждалась в нём? Сказал, я ломаю в нём что-то? Не так. Это меня саму ломало. Наизнанку выворачивало. Уничтожало. Хоть сколько тянись навстречу, прикасайся губами к его губам, пей жадно, голодно, так ненасытно, как в последний раз, лишаясь последних крох собственного кислорода. Задыхайся. Погибай. Всё равно ничтожно мало.

— Ты должна знать, — проговорил Ярослав, разрывая поцелуй и заглядывая в мои глаза. — В этот раз я не смогу остановиться.

Он почти дрожал от нетерпения. В расширенных зрачках разверзлась настоящая бездна. Голодная. Жаждущая. Неподконтрольная. И я падала в неё. Пропадала. Вместе со всеми тлеющими на дне разума сомнениями. И всё, что могла произнести:

— Не останавливайся.

Последовал шумный выдох, на мгновение прикрытые веки, а затем новый поцелуй. Он лавиной обрушился на моё сознание, разметав осколки некогда цельных мыслей в клочья. Вынудил со стоном выгнуться навстречу мужскому телу. Сильные руки тут же одним рывком стащили с меня платье, отшвырнув более ненужную вещь куда-то в сторону. Синий с фиолетовым отливом взор сканирующе прошёлся по моему едва прикрытому тонким кружевом телу, отчего стало невозможно горячо, как в аду. На губах Ярослава расплылась победная усмешка.

— Джекпот, — прохрипел и отошёл на шаг.

И если сперва я решила, чтобы получше разглядеть меня, то затем… вовсе перестала мыслить. Почти задохнулась. Ярослав продолжил раздеваться сам. Медленно, не отводя от меня своего хищного взгляда, расстегнул оставшиеся пуговицы на своей белоснежной рубашке, позволяя вдоволь рассмотреть своё скульптурное тело. Под смуглой кожей от каждого движения перекатывались тугие мышцы. Его могучие плечи стали казаться ещё шире. От желания прикоснуться к нему растущий во мне голод становился по-животному лютым, и я покрепче стиснула зубы, из последних сил сдерживая порыв застонать от такой несправедливости. Рубашка полетела прочь, а Ярослав взялся за застёжку на брюках. Невольно сглотнула и вжалась в стену за спиной. Ноги почти не держали. А мой любовник также неспешно стянул их с себя вместе с боксерами, позволяя лицезреть внушительную эрекцию. Разглядеть себя ещё больше тоже