– Не мели ерунды! Это как надо с управлением не справиться, чтобы ограждение пробить? Да и мужики говорили, что подрезали его. Нет, Наташ, его грохнули.

– Стас! Да мало ли кто мог его подрезать. Как будто сам не знаешь, сколько придурков на дорогах!

– Очень уж совпадение странное, – помолчав, процедил Стас.

– Ты думаешь… Петр? Стас, этого не может быть! Этого не может быть… – Ее вдруг зазнобило от ужаса, ведь Петра Михайловича не было на месте, когда они с Юлей его искали.

– Почему не может? – Стас наконец-то посмотрел на нее.

– Петр Михалыч нормальный! Он не убийца, – твердо сказала она, но сама прежней уверенности уже не чувствовала.

Наташа метнулась в комнату, подхватила сумку, сорвала с вешалки куртку и бросилась к лифту.

– Дружка его предупредить хочешь? – мгновенно оказавшись рядом, догадался Стас.

Она кивнула. Отвечать у нее не было сил.

Он тоже кивнул, то ли соглашаясь, что решение правильное, то ли просто так.

Всю дорогу до озерцовского дома они молчали.

Александрина не ожидала, что Петр позвонит, но он позвонил, и снова ей показалось, что все у них в жизни как всегда, и от этого стало еще мучительнее и страшнее.

Она в очередной раз прошлась по квартире, радуясь, что Сережа, заснувший только под утро, еще спит и можно слоняться из комнаты в комнату, ни о чем не думая.

Когда Сереже исполнилось два года, у Александрины уже появилось свое ателье, совсем крошечное, но от клиентов отбоя не было, и она чувствовала себя хозяйкой. У нее было свое «дело», подчиненные, она старалась быть «строгой, но справедливой» и зарабатывала ничуть не меньше Петра. И он, хотя и посмеивался над ней иногда, профессиональные качества жены уважал, это она знала. И когда Сережу не с кем было оставить, безропотно брал его с собой на работу, понимая, что в ателье, где толпятся заказчицы, идут примерки, ребенку совсем не место.

Александрина тогда еще не совсем привыкла к роли успешной деловой женщины, роль эта ей очень нравилась, и на всех других, которые не являлись «хозяйками», она смотрела немного свысока. Конечно, в общении это никак не проявлялось, Александрина всегда вела себя безупречно вежливо и доброжелательно, но внутреннее ощущение превосходства имело место быть.

Это ощущение пропало сразу и навсегда, когда однажды, приехав в фирму мужа за сыном, Александрина увидела Петра и Сережу с Наташей Калгановой. Калганова, тогда еще совсем молоденькая, только после института, увлеченно обсуждала что-то с Сережей и тыкала пальцем в экран компьютера, и смеялась, и Сережа тоже смеялся, а Петр склонился над ними со снисходительной улыбкой. И в этой сцене, которую Александрина наблюдала, стоя в дверях – тогда все сотрудники еще сидели в одной комнате, а сама фирма ютилась на первом этаже жилого дома, – было что-то семейное, домашнее. И очень оскорбительное для Александрины, потому что сама она показалась себе лишней в этой почти семейной идиллии. Трое у компьютера даже показались ей похожими, как родные. И потом, когда Калганова увидела Александрину, – а она увидела ее первой, раньше Петра и Сережи – Наталья ничуть не смутилась, улыбнулась, весело сказала Сереже, что пришла мама, и умильно смотрела, как сын уткнулся ей в ноги. Смотрела так, как будто Александрина была не «хозяйкой» и женой шефа, а самой обычной женщиной, попросившей присмотреть за ее ребенком.

– Нужно заплатить Калгановой, – уже дома решительно велела она Петру.

– Это еще зачем? – не понял он. – За что?

– За то, что сидит с нашим сыном. – Александрине хотелось, чтобы веселая Калганова смотрела на нее как на «хозяйку», чтобы она получала от нее деньги и знала свое место.

– Это глупо и может ее обидеть, – возразил Петр.

Александрине, собственно, и хотелось обидеть Калганову, но признаться в этом было нельзя, все-таки та не сделала ей ничего плохого.

– К тому же она и не возьмет, – объяснил муж. – Она Сережу любит.

Этого Александрина просто не могла слышать. Почему он позволяет любить ее сына какой-то девице?

– Не капризничай, – примирительно попросил Петр, – Наташа хорошая девочка.

Александрина зло молчала, и тогда муж как будто прочел ее мысли:

– Я принял ее на работу и могу ее уволить. Но я не в состоянии заставить ее подхалимничать перед тобой.

Александрина хотела именно этого, чтобы Калганова чувствовала себя зависимой, чтобы слегка побаивалась ее и не смела улыбаться ей так, как будто жена шефа – ее, Натальи, подружка. То, что Петр говорил, было правдой, но правдой настолько убийственной и оскорбительной, что Александрина потом несколько дней с ним не разговаривала. Она не только не могла допустить, чтобы он поверил в правоту собственных слов, но и сама не хотела в это верить.

Потом они помирились, конечно. Петр даже просил прощения, что делал всегда очень неохотно.

Они помирились, но очередная обида легла на душу свежей зарубкой. Он должен был всегда принимать сторону ее, своей жены, а оказался на стороне Калгановой.

– Петр Михайлович, можно я пойду домой? – Дарья заглянула в кабинет директора.

– Иди, конечно. Даша! – откликнулся он. – Все нормально. Не переживай. И не вздумай увольняться! Где я еще такого отличного бухгалтера найду?

Дарья вымученно улыбнулась.

Бухгалтером она стала потому, что Герка никак не хотел приспосабливаться к реалиям жизни. Когда давно и окончательно стало ясно, что работа в приборостроительной области ничего не стоит и нужно срочно и бесповоротно что-то менять в своей жизни, когда бывшие однокурсники подались кто в банки, кто еще куда-то, Георгий все торчал на своем заводе. Она тогда сидела с маленьким Олежкой и уговаривала мужа навсегда забыть о бывшей специальности, и злилась, и обижалась на него, и, наверное, тогда впервые начала думать о «другом». О сильном и мужественном мужчине, который никогда не заставит ее считать копейки, с которым ей будут нипочем никакие общественные катаклизмы.

Конечно, Георгий пытался зарабатывать деньги. При заводе тогда организовалось малое предприятие, через которое пропускалась часть договоров, и на жизнь им вполне хватало. Но это были не те деньги. Это были крохи. Дарья отчаянно завидовала всем, кто мог покупать себе шикарные иномарки и строить загородные дома, она завидовала женам новоявленных «бизнесменов», хотела отдыхать на лучших курортах и покупать одежду в дорогих бутиках. И все это было ей недоступно.

Дарья искренне верила, что красивая обеспеченная жизнь совсем рядом, протяни руку – и возьмешь. Просто Георгий не может взять. Или, вернее, не хочет. А вот про то, что заводские трудности кончатся и все наладится, она просто не могла слышать. Она не хотела ждать нормальной жизни ни десятилетия, ни годы, ни месяцы. Она хотела жить сейчас. Они не находили общего языка и постепенно стали разговаривать только об Олежке, о том, что нужно купить на ужин да когда поехать на дачу: в эти выходные или в следующие.