Сильвия лежала без чувств, прикрывая мягкими ладонями глаза. Она мертвенно побледнела, вмиг осунулась, и теперь у нее был такой безжизненный вид, что Алиса подавилась всхлипом. Чуть в стороне от них сидел Освальд. Он вытянул ноги, всматриваясь в лед под собой. Его лицо оставалось бесстрастным, словно он заранее знал, что увидит там, и был к этому готов.

И даже Сэм поддался чужой воле, ему хватило сил отползти в сторону спасительного песка и подняться, но лед оголился под ним, и Крылатый рухнул, разбив нос о твердую гладь. Небольшая лужица крови алела на зеркальной корке.

Алиса зажмурилась, сердце отбивало бешеный ритм. Алан внутри нее молчал. Не было больше тонкой нити, что привела их сюда. Не было больше Рощи. Будто бы не она звала Крылатую весь этот горький день, лишивший Вестников сил. Будто бы не ее воля притянула их к новой, страшной беде. А если не ее, то чья? Вопрос остался без ответа, ведь некому было отвечать.

И только Чарли, бесстрашно вглядывавшийся в самую глубину зеркала под мутной коркой, увидел, как медленно подползает к лужице крови темная фигура. Как обретает она тонкие лапки, суставчатые, изломанные и сухие, как колыхается из стороны в сторону раздутое брюхо, как обтягивает тонкая синеватая кожа череп, сохранивший в себе отголоски человеческих черт, как алчно облизывает оголившиеся зубы ядовито-красный язык. И как пронзительно смотрят сквозь зеркало безжизненные, полные голода синие глаза.

Генрих стоял на краю отвесного склона самой высокой горы и напряженно вглядывался в линию горизонта. Далеко внизу пустыня привычно тлела под раскаленными лучами безжалостного солнца. Ветер там перекидывал в своих ладонях песок, меняя очертания пылевых заносов, а запах его, горький и затхлый, был совсем не похож на аромат обжигающего холодом ветра наверху.

Генриху казалось, что он чувствует эти ледяные дуновения на своем лице, и он кутался в плащ, словно на самом деле мог замерзнуть. Но мысли его были далеко. Где-то там, куда улетела их недавняя гостья, разливалась темная, мертвая сила. Он видел это отчетливо, хотя и был куда более слеп, чем незрячая в своем серебре Хаска.

– Что там? – голос Эалин вывел его из задумчивости, отвлекая от тревожных мыслей. – Ты замер на полуслове и застыл, будто изваяние, друг мой.

Она мягко опустилась рядом, принимая свой человеческий облик, но мелкие камешки под ее ногами даже не скрипнули.

– Что-то происходит в пустыне, – ответил Генрих, не отрывая взгляда от горизонта.

– Там всегда что-то происходит. – Эалин растянула мягкие губы в улыбке, убирая под капюшон упавшую на лоб прядь. – Она мертва только на наш взгляд. А живущие там… внизу. Для них это и есть сама жизнь.

– Я не о том, – мужчина дернул плечом под широкой складкой серебряной ткани. – Присмотрись, разве ты не видишь?

Эалин на мгновение задержала на лице друга внимательный взгляд и шагнула к уступу, закрывая глаза. Но почти сразу вновь открыла их, в изумлении оборачиваясь.

– Паук, – сказала она и взвилась к небесам Серым Вихрем.

***

Пронзительные злые глаза смотрели на Чарли через мутную голубизну зеркала. Суставчатые лапы уже подобрались к лужице крови, замерли под ней с внутренней стороны, наполняясь молодой, свежей силой.

Чарли не мог пошевелиться. Ужас сковывал его маленькое тело, пробежав по хребту, подняв шерсть на загривке колючей щеткой. В подземном городке, где обитал он со своими сородичами так бесконечно давно до встречи с Алисой, лис слышал страшные сказки о пауке, который живет в плену своего расплавленного песчаного замка, и мутное, дурное ледяное зеркало ограждает от него мир.

И вот сейчас на глазах у Чарли длинные лапы этого мерзкого чудища тянули за собою рыхлое тельце, увенчанное ссохшейся стариковской головой. Тонкие губы паука впились в льдистую корку, и он принялся втягивать через нее разлившуюся кровь Сэма. Крылатый глухо застонал, не поднимая разбитого лица. Лужица не иссякала, сломанный от удара нос не мог так кровоточить, но существо под коркой жадно тянуло из Сэма саму жизнь, полными глотками.

Чарли замер, с ужасом наблюдая, как двигается острый кадык на сухой шее, нелепо тянущейся из нечеловеческого тела. Паук не заметил зверька, занятый своей добычей. Если стоять сейчас не двигаясь, почти не дыша, кто знает, может, чудище утолит голод, иссушив Крылатого полностью, и уползет обратно, в голубоватую муть своего узилища?

Лис осторожно покосился, не двигая лобастой головой. На помощь можно было не рассчитывать: Вестники лежали кругом, обессиленные, оглушенные увиденным в чумном зеркале. Одна Алиса могла еще сидеть, плотно зажмурив глаза. Она что-то лихорадочно шептала – губы ее быстро двигались – и покачивалась из стороны в сторону.

«Как только паук выпьет одного человеческого детеныша, он сразу заметит ее… мою девочку. Тварь не утолит свой голод одним Крылатым. А она не сумеет себя защитить», – вдруг ясно понял Чарли.

Самого его мутная гладь не страшила. В ней ему виделись только отблески прошлой жизни: пара съеденных тайком тараканьих крылышек да тот несмышленый кутенок, которого он чуть не задавил, когда остальные обитатели лисьего города в панике убегали прочь.

Но что увидится ему, посиди он еще немного, оставаясь чуть заметным оранжевым пятнышком, скрытым от глаз чудовища другими источниками силы, яркими, полными алой жизни? Уж не выпитую ли, опавшую Алису разглядит он в мутных глубинах зеркала?

Чарли медленно отвел взгляд от покачивающейся фигуры, коротко вздохнул, набираясь решимости, и что есть мочи прыгнул. Падая, он столкнулся грудью с плотной коркой льда. В этот миг ему вспомнилось, как ринулась на лед сказочная красногрудка, и лису отчаянно захотелось, чтобы гладь покрылась тонкой цепочкой трещин, чтобы его собственных сил хватило на это чудо.

Зверек сильно ударился об лед, от боли его сознание помутилось. Он поднялся на дрожащих лапах, помотал головой и увидел перед собой зеркало, цельное, ровное. Лис хотел было прыгнуть еще раз, но паук уже заметил его и прервал свое пиршество. Он впился в Чарли своим обжигающим синим взглядом и пополз к нему через толщу зеркала, злобно растягивая губы в кровавом оскале.

Лис коротко взвизгнул, подаваясь вперед, но и второй его бросок лишь откинул хрупкое тельце назад. Чудище было все ближе, оно медленно подтягивало округлое, наполнившееся чужой кровью брюхо, и это лишало лиса последних сил. Еще мгновение, и паук окажется напротив, под его лапами, и разделяющая два мира корка перестанет защищать живое от истлевшего. Еще мгновение, и чудовище иссушит лисье тельце, мимоходом, по пути к источнику большему, настоящему роднику силы Рощи.

«Неназванный! – тонко взвыл Чарли. – Спаси нас! Мы шли к тебе! Почему ты бросил нас на половине пути?»

Но ответом лису было лишь сверкание палящих лучей равнодушного солнца.

Когда пауку оставалось сделать последний неспешный шаг, Чарли решил подпрыгнуть еще раз. Понимая уже, что это лишь отсрочит его неминуемую гибель, он подобрался, напряг оставшиеся силы и пружинисто взлетел, чтобы затем всем своим небольшим весом обрушиться на лед. Чарли показалось, что он услышал, как разливается злобный смех паука. Лис попытался встать, но острая боль пронзила переднюю лапку. Ту, что он так неудачно вывихнул, ту, что так нежно вправляла Алиса, делая первый шаг к их родству.