вперед, только вперед, во мрак болот, в самую омерзительную клоаку, в гнездовья тварей, которые вызывают у человека омерзение и панический страх. И все это во благо зрителей. Им надоело игровое кино. Им наскучили актеры. Они хотят видеть настоящие страдания, а не игру; живую кровь, а не кетчуп; горькие слезы, а не глицерин из пипетки. Что ж, получайте, смотрите, наслаждайтесь… Чем хуже нам и мягче будет диван под задницей зрителя, тем круче эффект, которого так добивается продюсер! Может, между деревьями притаились операторы, и они снимают мое черное от болотной жижи лицо, мой разодранный зубами крокодила рукав, мой перекошенный от страданий рот? В чем же притягательная сила человеческих страданий? Почему людям так интересно смотреть на то, как другие люди корчатся в муках? Может, потому, что хотят узнать, где предел человеческой терпимости и выносливости? Чтобы увидеть самое страшное, что может быть в этой земной жизни, и перестать бояться?..

Глава двенадцатая. Троянская лошадка

– Если в первый день нам пришлось пережить такое, то ждет нас в ближайшем будущем? Вы как думаете, Кирилл, в этом лесу может быть что-нибудь похуже мангрового болота?

Крот закатывал мой рваный рукав к локтю и светил фонариком на мою руку. Свет был слабенький, и ему приходилось низко склонять голову.

– У-у, скверно, скверно, – протянул он и покачал головой. – Он распорол вам кожу… Сильно болит?

– Присыпьте септиком, – ответил я. – Он у меня в рюкзаке, в аптечке. А потом туго перебинтуйте.

Видимо, я пребывал в некотором шоке после общения с крокодилом, и потому не сразу почувствовал боль. Только когда мы выбрались из болота на относительно сухое место и принялись натягивать между деревьями пленку, у меня нестерпимо заныла рука.

Крот, задевая темечком провисшую под тяжестью дождевой воды пленку, подобрался к моему рюкзаку, но, взявшись за него, в нерешительности взглянул на меня.

– Знаете, я не привык копаться в чужих вещах…

– Это не чужие вещи, – с безразличием ответил я. – Аптечка принадлежит нам обоим.

– И все-таки будет лучше, если вы сами достанете ее.

– Как считаете нужным, – пожал я плечами.

Дождь не утихал. Журчали ручьи. По навесу безостановочно шлепали капли. Ночь была непроглядно-темной. Мошкара, похоже, не собиралась угомониться и продолжала атаковать нас. Мы как заведенные лупили себя по щекам.

– Не беспокоит? – заботливо спросил Крот, аккуратно посыпая порошком рану. – Вы не поверите, но, несмотря на всё, что мы с вами сегодня пережили, я испытываю огромное удовлетворение… Мы преодолели первую ступень. Мы приподнялись над житейской суетой. Мы стали, наверное, немножечко чище… Не шевелитесь, сейчас я забинтую… И еще, знаете, какое чувство не покидает меня? Мне все время кажется, что главный организатор Игры где-то рядом. Он видит нас, он знает, как нам трудно, он переживает за нас. Это очень умный и сильный человек. Он управляет нашими судьбами. Он дает нам испытания, он дает нам возможность пройти по самой опасной грани, и все-таки никогда не допустит гибели игроков.

– Вы делаете из него фигуру, едва ли не равную Богу, – заметил я.

Крот потуже затянул края бинта и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Возможно, вы правы. Ведь он действительно в какой-то степени играет роль Бога. Потому сейчас мы живем по его сценарию, преодолеваем испытания, им посланные, и полностью зависим от него.

– Сейчас вы договоритесь до того, что нам следует помолиться продюсеру.

Крот вздохнул, ничего не ответил и принялся сгребать в кучу прелые листья, чтобы мягче было спать. Я занялся костром. Нечего было и думать о том, чтобы поджечь мокрый хворост, лежащий на земле, и я срубил несколько нижних, относительно сухих тиковых веток, которые потом расщепил на тонкие лучины. Над костром, чтобы его не заливал дождь, я пристроил хвойный лапник. Пламя занималось вяло, за ним надо было все время следить, но без огня было бы совсем плохо.

Я выпил чашку бульона, который приготовил Крот, лег на ложе из листьев, поднял воротник насквозь промокшей и пропитанной болотной грязью куртки, скрестил на груди руки и поджал ноги к животу. В такой скрюченной позе я попытался сохранить скудное тепло, которое отдавало мое тело.

– Разбудите меня через пару часов, – сказал я. – Постарайтесь не уснуть, иначе загаснет костер.

Крот кивнул и боязливо посмотрел по сторонам.

– Дикие звери должны бояться огня, – успокаивая себя, произнес он. – Это заложено в них на уровне инстинкта… Скажите, а вы крепко спите?

– Из пушки не разбудишь, – ответил я и зевнул.

Крот подкинул в костер несколько лучинок.

– Вас не удивляет, – произнес он, желая продолжить разговор, потому как полная тишина угнетала его, – как радикально изменились наши с вами отношения? Еще утром мы готовы были кинуться друг на друга с кулаками, а теперь – мы союзники, и вы доверяете мне свой сон. И в этом тоже мне видится гениальный замысел Игры. Может быть, продюсер нарочно спутал пары?

– Зачем? – пробормотал я.

– Чтобы испытать в одной связке совершенно незнакомых людей, которые даже не успели подготовиться к общению. Согласитесь, это намного интереснее! Экстремальные условия могут породить необыкновенные, подчас неожиданные отношения между чужими людьми. Партнеры по Игре могут стать партнерами по бизнесу, единомышленниками по вере или политическим убеждениям. Между мужчиной и женщиной, которые доселе никогда не знали друг друга, может вспыхнуть страстная любовь, которая не угаснет с годами…

– Лобский, вы не могли бы дать мне поспать? – проворчал я.

– Да, да, конечно! Просто я неожиданно пришел к очень интересной мысли. На меня, знаете, как бы снизошло озарение. В испытаниях люди очищаются от мелочных и пустяковых мыслей и побуждений, которые просто душат нас в обыденной жизни. И тогда на первый план выходят главные, стержневые качества человека, и он с удивлением начинает замечать, что прежние заботы и обиды теперь кажутся смешными и наивными… Вот признайтесь, что вы не испытываете ко мне никаких отрицательных эмоций.

– Пока не испытываю. Но еще два слова, и я…

– Понял, понял, замолкаю. Просто, знаете, такая удивительная ночь. Я буду помнить ее как сон: дремучий лес, дождь, запах прелой земли…

Не только Крот, но и кровососущие твари донимали меня. Десятки хоботков, подобно медицинским иглам, вонзались в мои щеки, лоб, веки и начинали жадно выкачивать из меня кровь. Чесаться я уже не мог, мое лицо и без того полыхало и зудело. Пришлось наковырять рядом с собой сырой глины и намазать ею лицо. Омерзительная процедура! Глина засыхала и стягивала кожу. Мне казалось, что я превращаюсь в гипсовый бюст. В гипсовый