Весьма важную роль в сохранении общественной стабильности играла школа. Ведь «Великая разруха Русского государства явилась прямым следствием слабого развития образования и темноты народных масс. Только эта темнота дала возможность врагам нашей Родины при помощи людей, чуждых патриотизму, так быстро привести к полному развалу Россию в самый критический момент мировой войны». В деле народного просвещения также будет господствовать личная инициатива, а министерство просвещения станет лишь административно-финансовым органом. Весь распорядок работы учебных заведений, их снабжение переводилось в компетенцию местного самоуправления. Восстанавливалась автономия вузов, а при Правительстве создавался Совет научных и технических исследований, призванный координировать направления работы российских ученых. В средних учебных заведениях вводилось самоуправление.

Таковы были основные положения разработанной Всероссийским Национальным Центром временной Конституции Российского Государства. Следует отметить, что сам по себе факт разработки политико-правового документа, излагающего не только главные принципы организации власти, но и дающего характеристику основным направлениям внутренней и внешней политики, был очень важным. Предшествующие проекты Основных законов (например, «Конституция генерала Корнилова», «Конституция 18 ноября») – излагали лишь самую общую схему организации власти Российского правительства, были слишком краткими и неизбежно требовали доработки по каждому из пунктов. В них не были установлены в должной мере пределы полномочий властных структур и, тем более, не содержалось достаточно развернутых характеристик политического курса, определений аграрно-крестьянской, финансовой или национальной политики, перспектив развития местного самоуправления. О важности выработки некоей «хартии прав» говорилось и прежде не только в Москве и Екатеринодаре, но и в Омске (предположения Г. Тельберга об «общегражданском своде прав и обязанностей», «Habeas Corpus Act»), но наиболее реальный проект Конституции оказался разработанным только Всероссийским Национальным Центром. То, что данный документ так и остался проектом, еще не свидетельствует о наличии в нем неустранимых, принципиальных недостатков. Нельзя, конечно, не признать, что целый ряд положений нуждался в дальнейшей детализации и доработке. Это относилось, в частности, к проблеме его введения в действие. Очевидно, что проект Основных законов создавался в условиях конкретной, сложившейся на рубеже 1918/1919 гг. ситуации в Белом движении, факта ликвидации Уфимской Директории, перехода от коллегиальной к единоличной форме правления, обусловленной военным положением. Проект не называл конкретной личности Правителя, но было ясно, что и после «освобождения Москвы» единство Белого дела обеспечит всеобщее признание будущего главы Российского Государства (хотя бы и временного) и проводимого им политического курса, основы которого содержали положения Конституции.

ВНЦ смог быстрее других организаций продвинуться в разработке общегосударственных программных актов. В полной мере можно назвать их результатом «коллективного творчества». Каждый отдел был написан специалистами в своей области знаний и практической деятельности. Как уже отмечалось, К. Н. Соколов был автором первоначального проекта Основных законов, постатейно излагавшего основные принципы организации управления, права и обязанности граждан, его «схема власти» вошла в качестве первого отдела в итоговый проект. Что касается ряда прилагаемых «отделов» по различным направлениям политики, то стоит отметить, что в составлении отдела о судебной системе принимал участие В. Н. Челищев, о местном самоуправлении – П. П. Гронский, о религиозной жизни – князь Г. Н. Трубецкой, о торговле и промышленности – М.М. Федоров, о продовольственной политике К. И. Зайцев. Н.И. Астров свел воедино творчество своих коллег по Центру, разработал преамбулу и скорректировал отдел об устройстве власти. А. В. Карташев принимал деятельное участие в разработке отдела о взаимоотношении Церкви и власти, получив одобрение от Святейшего Патриарха Тихона. Проект временной Конституции показателен как идеологическая конструкция Белого движения. То, за что неоднократно упрекали его лидеров уже в эмиграции, то, что представлялось одной из главных причин поражения Белого дела в России – отсутствие идеологической платформы, способной объединить антибольшевистские силы, – опровергается наличием Основных законов (5).

Основные законы обсуждались членами ВНЦ в Екатеринодаре. Сразу же были отмечены три основных политико-правовых момента, недостаточно разработанных в проекте. Это относилось к порядку введения в действие Конституции, к проблеме «ответственности» и «разделения властей» в будущей власти и к оценке будущего национально-государственного устройства. По первому пункту Астров заявил, что поскольку Центр высказывается «за единоличную диктатуру, возникающую как факт, а не в порядке соглашения (в отличие от Директории. – В.Ц.)», то она и обеспечит принятие Основных законов. Э. П. Шуберский указал, что в настоящее время (конец 1918 г.) говорить о Единой России еще преждевременно, тогда как «краевые новообразования – непреложный факт действительности». Следовательно, исходной точкой создания единой власти должно стать введение единого военного командования, «а затем – превращение его в единую власть». Тезис Шуберского скорректировал Федоров, подчеркнувший, что «Основные законы будут обнародованы не сейчас, а тогда, когда единое военное командование, получив союзное признание, овладеет всей полнотой власти, т. е. превратится в диктатуру; издание Основных законов как раз имеет в виду эту диктатуру надлежащим образом обставить». Подобная модель управления стала оформляться в 1919 г., когда после признания власти Деникина и Колчака как Главнокомандующих, наделения верховными военными полномочиями Миллера и Юденича началось постепенное создание структур общего гражданского управления (работа Южно-русской конференции, попытки подчинения ВПСО Омску и др.). По словам Федорова, успех власти будет обеспечен лишь тогда, когда она получит «опору в тех или иных общественных слоях», без чего «никакая диктаторская власть удержаться не сможет».

Говоря о реорганизации структур управления и проблемах национально-государственного устройства, В. Н. Челищев выразил сомнение в определении терминов «автономные области» и «несуверенные государства», заявив, что провести различия между ними невозможно. Г. Трубецкой отметил отсутствие конкретных установок, определяющих форму «взаимоотношения отдельных частей России с центральной властью», и предположил, что наиболее оптимальным вариантом было бы создание законосовещательного органа при Правителе, который, во-первых, «избавит Совет министров от обременительной законодательной работы», а во-вторых, удовлетворит «областные стремления», гарантирует отдельным областям представительство и защиту их интересов. Астров и Федоров считали, что зачатки будущих центральных органов можно «выделить уже теперь, коль скоро сами представители Добровольческой армии признают необходимость законодательного нормирования состоящих при ней органов и в существующем

Особом Совещании видят зародыш будущего Совета министров». Тем не менее нужно при этом учитывать неудачный опыт Временного правительства в 1917 г. (на это указывал Шуберский), объединившего законодательную и исполнительную власть: «Законодательствующие министры совершенно лишены возможности управлять своими ведомствами, отчего сильно страдает деловая работа, так как товарищи министров, вполне естественно, не решаются брать на себя всю ответственность». Гораздо предпочтительнее выглядел проект Правительства, построенный по примеру «рабочей артели, ведущей деловую работу и связанной солидарной ответственностью». Законосовещательный орган лучше всего создать «по принципу назначения, а не избрания». Тезис о «солидарной ответственности» оспорил Федоров, поскольку при «диктаторском режиме начала парламентаризма нецелесообразны». Он же предложил создать специальную согласительную комиссию, которой предстояло провести рассмотрение проектов Соколова и проекта Центра. В ее состав в качестве независимого эксперта был избран Челищев, а членами – основные участники обсуждения: Астров, Соколов, Степанов, Г. Трубецкой и Шуберский (6).