экран раскрылось окно видеопроигрывателя. Приподняв ноутбук, Сато поставила его на колени Лэнгдону.

Сцена перед ним разворачивалась весьма необычная.

Профессор изумился.

«Что это?!»

В полумраке стоял человек с повязкой на глазах. Одетый как средневековый еретик, которого ведут на виселицу, — петля на шее, левая штанина закатана до колена, правый рукав до локтя, рубаха на груди распахнута.

Пораженный, Лэнгдон во все глаза смотрел на экран. О масонских ритуалах он читал достаточно, поэтому о сути происходящего догадался сразу.

«Посвящение в масоны… обряд посвящения в первый градус».

Лэнгдон моментально узнал высокого мускулистого мужчину в белокуром парике и с темным загаром, хотя все татуировки надежно скрывались под бронзовым тональным кремом. Стоя перед зеркалом, кандидат в масоны снимал свое отражение в полный рост на камеру, скрытую в парике.

«Но… зачем?»

Экран померк.

И тут же начался новый ролик. Тесная, слабо освещенная прямоугольная комната. Контрастный, в черно-белую клетку, пол. Низкий деревянный алтарь, окруженный с трех сторон шандалами, в которых потрескивали огни свечей.

Лэнгдона охватила внезапная тревога.

«Боже мой…»

Рывками, как в любительской съемке, камера взяла крупным планом дальний угол комнаты, где собралась небольшая группа людей, оценивающих кандидата. Все в полном масонском облачении. В полумраке профессор не различал их лиц, однако догадывался, где проходит ритуал.

Типичная в своем оформлении ложа могла бы находиться где угодно — если бы не бледно-голубой треугольный щипец над троном Мастера, выдающий своим присутствием самую старую ложу округа Колумбия — Потомакскую ложу номер пять, членами которой состояли Джордж Вашингтон и масонские отцы-основатели, заложившие краеугольные камни Белого дома и Капитолия.

Лэнгдон знал, что ложа действует и по сей день.

Питер Соломон, выполняя обязанности председателя Масонского храма, был одновременно мастером своей местной ложи. Именно в таких камерных, небольших ложах и начинался обычно путь кандидата. Там он проходил посвящение в первые три градуса.

— Братья, — прозвучал знакомый голос Питера Соломона, — во имя Великого архитектора вселенной я объявляю ложу открытой для отправления масонских церемоний первого градуса!

Громко стукнул деревянный молоток.

Отказываясь верить своим глазам, Лэнгдон смотрел на экран, где, сменяя друг друга, мелькали шокирующие эпизоды из ритуалов с Питером Соломоном в главной роли.

Вот он прижимает сверкающий кинжал к обнаженной груди посвящаемого; грозит казнью на колу «в случае несанкционированного разглашения масонских тайн»; разъясняет, что черно-белыми клетками пола представлены живые и мертвые; сулит кандидату страшные кары вплоть до того, что ему «разрежут горло, вырвут язык с корнем, а тело погребут в морских песках…».

Лэнгдон смотрел, не в силах отвести взгляд.

«Неужели это действительно возможно?»

Масонские ритуалы посвящения веками скрывала завеса тайны. Изредка сквозь нее просачивались немногочисленные откровения, написанные низложенными братьями. Лэнгдон их, разумеется, читал, однако увидеть собственными глазами оказалось совсем другим делом.

«Особенно в таком хорошо подредактированном варианте». Лэнгдон уже понял, что видеоролик намеренно представляет масонов в неприглядном свете: все достойные стороны посвящения вырезаны, подчеркиваются лишь самые низменные. Если фильм выложат в Сеть, к утру поднимется шум на весь Интернет. «Почуяв запах крови, слетятся настроенные против масонов конспирологи». Вокруг масонской организации и лично Питера Соломона закипят споры, начнут бушевать страсти, и масонам придется срочно изыскивать пути спасения — хотя на самом деле ничего криминального ритуал в себе не содержал, неся лишь символическую нагрузку.

У Лэнгдона побежали мурашки, когда он увидел отсылку к библейским строкам о жертвоприношении: «…явил Авраам покорность Всевышнему, без колебаний согласившись отдать первенца своего, Исаака». Представив себе Питера, профессор пожалел, что вертолет не может лететь еще быстрее.

Камера тем временем переключилась снова.

Та же комната. Другой вечер. Более многочисленная группа наблюдающих масонов. Питер Соломон на троне Мастера. Это уже посвящение во второй градус. Драматизм нарастает. Преклонение колен перед алтарем; клятва «вечно хранить тайны вольных каменщиков» и согласие на то, чтобы «еще трепещущее сердце было исторгнуто из груди и брошено на растерзание алчным стервятникам».

У самого Лэнгдона затрепетало сердце, когда кадр сменился снова. Еще один вечер. Еще более многочисленное собрание. Масонский табель в форме гроба на полу.

«Третий градус».

Обряд смерти, самая суровая из всех церемоний перевода в следующий градус, — момент, когда кандидату приходится «выдержать последнее испытание гибелью». Смерти предшествует изнуряющий допрос, породивший известное выражение «устроить допрос третьей степени», то есть допрос с пристрастием. Однако даже Лэнгдон, знакомый с обрядом по описаниям и представлявший себе его суть в теории, оказался не готов к происходящему на экране.

«Убийство».

Леденящая кровь нарезка из быстро сменяющих друг друга кадров показывала жестокое убийство кандидата, увиденное глазами самой жертвы. Имитировались удары по голове — в том числе тяжелым молотом каменщика. За кадром Досточтимый мастер скорбным голосом пересказывает историю «сына вдовы» — Хирама Абиффа, главного зодчего Храма Соломона, который погиб, но не выдал известных ему тайн.

Разумеется, нападение и смерть разыгрывались, это был спектакль, однако при такой подаче, как в этом ролике, у зрителя кровь стыла в жилах. Последний удар, и кандидата «ныне мертвого для своей прошлой сущности», что демонстрируют закрытые глаза и скрещенные на груди руки, кладут в символический гроб. Братья-масоны встают и скорбной процессией обходят вокруг гроба под органный аккомпанемент похоронного марша.

Мрачная церемония повергала в ужас.

Однако на этом страшное не закончилось.

Масоны окружили убиенного собрата, и скрытая камера запечатлела их лица со всей четкостью. Только теперь Лэнгдон осознал, что Питер Соломон — не единственная знаменитость в этой комнате. Один из склонившихся над гробом мелькает на телеэкране почти ежедневно.

Известный американский сенатор.

«О Боже…»

Снова смена кадра. Город… вечер… то же прыгающее изображение… человек идет по городской улице… в объектив то и дело лезут светлые пряди, раздуваемые ветром… поворот за угол… камера наезжает на предмет, который человек держит в руке… долларовая купюра… Большая печать крупным планом… всевидящее око… усеченная пирамида… Затем резкий скачок, и в кадре тот же силуэт пирамиды на горизонте… массивное каменное здание пирамидальной формы… покатые стены и усеченная верхушка.

Масонский храм.

Лэнгдону стало жутко.

Ролик продолжался. Вот человек быстрым шагом идет к Храму… взбегает по многоярусной лестнице… Величественные бронзовые двери… два семнадцатитонных сфинкса на страже у входа.

Неофит, переступающий порог пирамиды посвящения.

Экран потемнел.

Затем послышались приглушенные звуки органа, и возникла новая сцена.

Храмовый зал.

Лэнгдон судорожно сглотнул.

Просторное помещение заливал электрический свет. Черный мраморный алтарь сиял в лунном луче, проникавшем через квадратное окно в потолке. Вокруг на обтянутых свиной кожей стульях ручной работы восседали высокопоставленные масоны тридцать третьего градуса — совет призванных в свидетели. Камера медленно поплыла вдоль ряда,