печек — дрова, уголь, торф. И вот мы с его женой Ирой собрались в подвал за дровами. Света на лестнице в подвал не было, а спичек мы с собой не взяли. Ира первой начала спускаться и вдруг отпрянула назад.

— Там на ступеньке что-то мягкое, я не пойду!

Я попробовала — действительно, что-то мягкое. Стоим возле подвала и раздумываем, что же делать. Мимо идет Володя Иванов.

— Вы чего здесь стоите?

— Да вот на ступеньках что-то мягкое, мы боимся.

— Сейчас спичку чиркну и посмотрю, что там.

Чиркнул и говорит со смехом:

— Там дохлая кошка лежит. То-то смотрю в окно, а Елиферов кошку дохлую зачем-то тащит. Теперь ясно зачем.

Николай знал, что мы должны идти в подвал, вот и подшутил.

Кстати, Елиферов много позднее, уже после демобилизации, прислал из Таллина мне деньги с просьбой купить надувной матрац. А чтобы я помучилась, исказил мое отчество, указав — Галина Ермолаевна. Но у меня проблем не было, поскольку на почте работала Клавдия — наша соседка по лестничной площадке. А вот когда я отослала Елиферову купленный матрац на имя Николай Митрофанович, вместо Васильевич, дотошные эстонцы его изрядно помурыжили, прежде чем он получил посылку.

В клубе по выходным и праздникам устраивали танцы. Сам Тима не танцевал, а меня отпускал в клуб только с Борькой Типашкиным. Тот заходил за мной и спрашивал Тиму:

— Иду на танцы. Отпустишь Галину со мной?

— Ну, ладно.

Тима оставался с Валиком. А как-то раз мы с Борькой смотались на танцы в Балтийск в Дом офицеров.

Если в клубе шло кино, а Тима оставался дома, то ему подкидывали и других детей. Он управлялся с ними лихо. Галька Баулина любила забираться на спинку кроватки Валика и оттуда нырять к нему. Поэтому на спинку кровати вешался ремень. Посреди комнаты выставлялись унты для успокоения Алки Горячевой. Чтобы Танька Тургеневская не ушла, на ручку двери вешался противогаз. Танька от матери сбегала в темный коридор, и та сбивалась с ног, разыскивая ее. А Танька сядет где-нибудь в уголке, и в темноте ее не видно. А тут противогаз был надежнее всякого замка. Только Вовик Иванов смирно сидел с книжкой на диване, не требуя спецсредств для психологического воздействия. А сам «укротитель», лежа на кровати, в который раз перечитывал своего любимого «Швейка».

Вроде и праздника никакого не было, а команда рейсового катера никакая. А волны расходились приличные, заваливали катер сильно на бок. Когда судно особенно сильно накренилось на борт, народ с него в панике кинулся на другой, тем самым помогая волне заваливать катер. Я встревожилась, что от таких шараханий с борта на борт мы точно перевернемся. А команда на это ноль внимания. Тогда я схватила лежавший рупор и в него громко сказала:

— Внимание! Прошу прекратить панику и беготню с борта на борт всем вместе. Распределитесь поровну по бортам и оставайтесь там. А то ведь, раскачивая катер, перевернемся и отправимся рыб кормить!

Пассажиры вняли моим здравым предложениям и прекратили беготню. А из команды так никто на эту ситуацию не отреагировал. К счастью, наше плавание закончилось благополучно.

Тима на Косе купил ружье и стал, по моему мнению, слишком часто мотаться на охоту. Я сказала ему, что было бы лучше вместо охоты почаще бывать дома и не оставлять меня одну. Тогда он решил взять с собой и меня. Охота на уток закончилась неудачей. Сам их спугнул, а свалил на меня:

— Зачем ты выпялилась?!

В общем, мое недовольство привело его к выводу, что жена и ружье — вещи несовместные. И он продал кому-то ружье.

Мы с Тимой с Косы в первый раз привезли маленького Валика в Ленинград. И как-то в разговоре с тещей Тима сказал:

— Сейчас для меня жена и сынишка — самые близкие и дорогие люди на свете.

— Ну, это я сразу поняла, — тут же отреагировала Елена Илларионовна. — По тем ласковым прозвищам, что ты для них придумал, — Клопишка и Чертенок.

Ее очень раздражали такие «ласковые слова», ведь она у мужа была Лапочкой. А тут подходящий случай это высказать. Тима уловил злую иронию тещи и перестал нас так называть. А вот на другие ласковые имена у него фантазии не хватило.

6.2. Храброво, 1950–1951

Тиму перевели в Храброво (при немцах — Павунден), назначив командиром штабного звена. Для жилья выделили репетиционную комнату в Доме офицеров. Как раз шла подготовка к праздникам, кажется, ноябрьским. Народу много, суетятся, репетируют, а мне приходилось мимо них ходить в туалет с горшком Валика.

Допоздна были громкая музыка, хоровое пение и другой шум — предпраздничная суета. Ребенку для сна условий не было. Готовила я в своей комнате на электрической плитке. Так мы прожили около месяца.

А потом ко мне зашел командир полка.

— Галина, у нас беда.

Я даже испугалась — что случилось?

— Из школы ушел учитель математики, а заменить его некем.

— Я же училась на географическом.

— Я просмотрел твое дело, а там Ленинградский университет, значит, ты специалист универсальный. Можешь и математику преподавать. Кстати, при школе есть квартира, туда и переедете.

Командир был прав, я действительно могла. Еще со школы математика у меня шла отлично. И я согласилась.

Школа стояла через дорогу, напротив Дома офицеров. Так что переезд занял немного сил и времени. У Дома офицеров была длинная пристройка барачного типа, в которой жили Диковы. Во время войны Диков был техником у Тимы. Часть вещей до этого нам пришлось оставить у них. Теперь же в новую квартиру мы могли спокойно их забрать. В пристройке была бильярдная для офицеров, а также жила Шурка Калюка. Так ее звал Валик за то, что по утрам она кричала ему в окно «ку-ка-реку».

Рядом со школой находилась полуразрушенная церковь — кирха. Когда она была действующей, здание школы относилось к ней. За церковью было немецкое кладбище, но встречались и могилы наших летчиков. Посреди кладбища стояло огромное засохшее дерево без коры. И в сумерках с определенного ракурса казалось, что на дереве кто-то повесился. Жуткое зрелище!

Наши дома стояли рядом с дальним концом аэродрома. Тиме, чтобы попасть на службу, надо было пройти весь аэродром. Гарнизонные же дома находились у другого конца летного поля. Поэтому мои ученики, идя в школу, проделывали такой же путь, что и Тима, но в обратном направлении. Учителя с семьями жили при школе, как и Матрена Ивановна с дочкой и внуком. В школе она служила техничкой, держала