стало нечем дышать.

– Я тебя люблю, – прошептала девушка, когда поцеловавшись, они остались стоять рядом, касаясь друг друга щеками.

– И я тебя люблю, – тихо ответил он, только чтобы Маша услышала.

Потом они работали. Много. Почти до вечера.

Переводили, печатали, снова переводили.

Рожковский с остальными коллегами обрабатывали полученную информацию, превращая её в графики и таблицы. Они даже на обеденный перерыв не пошли.

К концу рабочего дня все были настолько измотаны, что офис опустел моментально.

– Поехали ко мне, – предложил Димка, и Маша с радостью согласилась.

Пока они шли до машины, её телефон зазвонил, и Маша, достав из сумочки мобильник, увидела фотографию матери на экране.

Сделав Димке знак рукой, она нажала на клавишу вызова.

– Доченька, здравствуй! – Голос матери показался ей не в меру взволнованным. – Ты как?

– Нормально, – не понимая в чем подвох, произнесла Маша. Димка придержал ей дверь и подождал, пока она сядет в салон.

– Мне поговорить с тобой надо. Очень срочно.

– Говори.

Придерживая телефон плечом, Маша пристегнулась.

– Мне с тобой лично надо поговорить. Ты сама приедешь или мне к тебе приехать?

Раньше мама с ней никогда так не говорила, и Маша перепугалась, а вдруг случилось что- нибудь нехорошее.

– Я сама приеду. – Маша посмотрела на Димку и тот, поняв, что нужно подождать, выключил зажигание. – Прямо сейчас уже и еду.

– Мама хочет срочно со мной поговорить, – закончив разговор, Маша повернулась к Рожковскому. – Я уже начинаю волноваться. Отвезешь меня к ней?

– Конечно.

Возле дома Зинаиды Евгеньевны Димка пообещал подождать в машине «сколько нужно», а Маша в свою очередь пообещала не задерживаться, но едва войдя в квартиру матери и увидев её перекошенное лицо, Маша поняла, что разговор затянется.

– Это он тебя привез? – Мама подошла к окну и, сдвинув тюль, кивнула вниз на машину Рожковского. Из окон Зинаиды Евгеньевны «Ауди» была прекрасно видна.

– Он. – Маша подошла к окну.

Сомнений быть не могло, мама прекрасно видела, кто подвез её дочь.

– Ты с ним встречаешься? – Еще более трагичным голосом спросила Зинаида Евгеньевна. Маша промолчала, не зная, что ответить. – Ты с ним спишь? – Девушка даже вздрогнула от внезапности вопроса, но снова промолчала. – И не отпирайся. Вас видели утром выходящими из твоей квартиры.

Танька! Сомнений быть не могло. А может еще кто. Мало ли людей могли видеть их у подъезда.

– Да. – Маша с вызовом посмотрела на мать. В конце концов, ей не пятнадцать и не двадцать лет, чтобы её вот так отчитывать. – Мы выходили утром из подъезда. И что?

– А то! – Зинаиду Евгеньевну злило, что дочь вроде уже взрослая, а ведет себя как ребенок. – Ты забыла. Он женат!

– Ты об этом. – Выдохнула Маша.

– Да об этом. Ты у нас теперь в любовницы записалась? – Возмущению матери не было предела.

– Димка разводится. – Коротко ответила Маша.

– Ах, Димка! – Зинаида Евгеньевна всплеснула руками. – А у него голова на плечах есть, у твоего Димки, или весь разум ушел в другие места.

– Мам! Ну, хватит уже! Ты просто ничего не понимаешь.

Маша в волнении заходила по комнате.

– Так объясни мне. Что происходит? Ты всегда была такой рассудительной умной девочкой, а теперь связалась с женатым. – Ой, ой, ой, опять прежняя песня. – И я имею право знать, почему? Свободных мужиков, что ли мало?

И тогда Маша решила рассказать ей всю правду. С Димкой ведь получилось и с матерью, наверное, получится.

Мама села на стул, ожидая, пока «дорогая дочь любезно начнет рассказ».

– Помнишь Катю? Когда она встретила тебя на улице? – Маша решила начать издалека. Зинаида Евгеньевна кивнула. – Она представилась моей подругой. И даже знала, где у тебя лежит лекарство, когда ты начала задыхаться. Думаешь, все мои подруги в курсе, чем болеет моя мать или где она хранит препараты? – Мама выжидательно молчала, но выражение её лица изменилось. – В тот день, когда меня сбила машина, я очнулась в теле постороннего человека. Его жены. Кати. – Зинаида Евгеньевна закашлялась, но ничего не сказала. – И находилась в нём ровно до того момента как пришла в себя в больнице. Я не знаю, как и почему это произошло и почему именно со мной, но это правда. Я не могла тебе признаться раньше, потому что, ты бы не поверила.

– Доченька. Ты с ума сошла? – Тихо прошептала мама, пораженная рассказом дочери.

– Нет, мама, не сошла. Это правда. – Маша присела перед стулом, на котором сидела мама, на корточки.

– А он? – Зинаида Евгеньевна кивнула на окно, где внизу стояла машина Рожковского.

– Он все знает. Я призналась Димке. Привела неопровержимые факты, и он мне поверил. Понимаешь? Он поверил, что это была я.

– Он тоже сошел с ума! – Покачала головой женщина. – Милая моя, – она схватила Машу за плечи, – такого не могло быть. Тебе просто показалось.

– И ему тоже? – Маша испугалась такой маминой реакции и вскочила на ноги.

– И ему тоже. – Кивнула Зинаида Евгеньевна.

– Нет, мам. С ума поодиночке сходят, – произнесла она фразу из их любимого мультика.

– Ладно. – Смягчилась женщина. – Как знаешь. Решай сама, но потом, когда твой Дима вернется к жене, не прибегай плакаться в жилетку. Я предупредила.

Никогда еще у Маши не было такого тяжелого разговора с матерью. Проговорив почти полтора часа, они пришли к хрупкому согласию, но девушка чувствовала, что мама ей не верит. Она считает, что дочь прикрывает интрижку с женатым мужчиной нелепыми объяснениями и не хочет посмотреть правде в глаза.

Подойдя к «Ауди» Маша обнаружила Димку спящим. Едва она постучала по стеклу, как он открыл глаза и разблокировал двери.

– Ну как поговорили? – Он зевнул, прикрыв рот ладонью, и завел мотор.

– Поговорили. – Маша на магнитоле пощелкала по радиостанциям, выбирая, где звучит более или менее приличная песня.

– А голос, почему невеселый?

– Потому что разговор был неприятный. – Со вздохом призналась Маша. – Кто-то из соседей доложил мамочке, что мы выходили утром из дома.

– И что? – Димка, переключив передачу, накрыл Машину ладонь своею.

– А то, что она