– Я радуюсь случайной находке.

– Умидение – это умиление с насморком или гайморитом, – кому что больше нравится.

– Нет, там мидии, мидяне и еще что-то.

– Я тоже твоих писем жду, а ты не отвечаешь. Вернее, не пишешь. Я-то вчера ответила в файле, но не отправила. Поэтому сегодня со спокойной душой жду от тебя вестей, а ты справедливо молчишь…

– Один из больших моих страхов – что ты перегоришь и устанешь ждать – а другой – когда так долго что-то предвкушаешь, реальный приход этого может показаться слишком маленьким. Ведь приеду только я. Давай попробуем и из этого выбраться.

– Сегодня начала читать книгу «Salt: A World History» by Mark Kurlansky. Прочитала две главы (одна про Китай, следующая будет про Египет). Соль, оказывается, столько символизирует и такое значение для всего имеет!

– Мне тоже больше всего интересны детали – лица вещей или людей, лица их существований – потому и не люблю Платона с его общими идеями.

– Жалею, как могу, на расстоянии. А ты что, опять всё до последнего момента отложил? Ты ж ко мне совсем измотанным приедешь!

– Да не я откладываю, а работа ветвится. Надо то доделать, и это, и это. Так всегда бывает. Начинать легко… а как начнёшь… но постараюсь не измотаться и отоспаться в поезде.

– Для тебя я всегда доступна. А ты не только доползёшь, но и всё остальное. А то не пущу.

– Лб =ххх=ъ. Это кошка! По-моему, она забылась и стала слишком явно выражаться! Пишет, что тоже любит и троекратно целует. А почему ты никогда её не гладишь и не берёшь на руки? Боишься нарушить её свободу или из вежливости по отношению к хозяйке? Узнать обо мне больше можно по адресу http://www.desertusa.com/april96/du_bcat.html. Говорят, такие, как я, живут около двадцати пяти лет. Ты точно вернёшься до того времени?

– Рысь посмотрел – весьма милая. Что до срока жизни – крупные существа живут дольше (мышка десять месяцев, слон – лет семьдесят). Обычная рысь двадцать фунтов, в тебе под сто, так что – если прямо пропорционально – тебе не двадцать пять лет положено, а сто двадцать пять. Зависимость, конечно, более сложная, но надеюсь, я тебя еще много —

– Знаешь, мне кажется, что понимание – это такая хрупкая и условная вещь, что о ней нужно говорить очень осторожно. Как люди приходят к выводу, что они кого-то понимают, или их понимает кто-то? Тут ведь очень много домысливания. Конечно, обнаруживаются точки соприкосновения, и люди делают вывод, что это и есть понимание. У меня же часто – скорее приятие. То есть я не понимаю человека, не могу его для себя объяснить, но стараюсь не отторгать. Не непонимание, но ещё и не понимание тоже. Пойду тебя снить во фривольных образах. Вчера во сне, правда, мы только постель успели разобрать, и всё. Будем навёрстывать?

– Быть загадкой – и хорошо (неисчерпанность), и трудно (непонимание и неправильное действие в ответ). Но думаю, мы еще долго. А потом человек меняется – так можно оставаться загадкой – долго – всегда? Опять балансирование. Не думать поспешно, что понимаешь кого-то, – но действительно бывает, что какого-то человека исчерпываешь, хотя это печально. Но и без понимания тоже нельзя. Стремясь к пониманию и ускользая от него – может, это как горизонт – ты к нему, а он от тебя, но благодаря этому ты идёшь и многое видишь по дороге.

– Последнее письмо от тебя было позавчера, но неужели я на него не ответила? Я его мысленно с тобой обсудила, и, по-видимому, мне показалось, что этого достаточно. По-моему, у меня немножко едет крыша, если я с письмами так путаюсь. Приезжай и восстанавливай моё душевное равновесие. А от снов своих уже не знаю, куда деться. Такие реалистичные и захватывающие, что проснуться не могу, хотя спать уже совсем не хочется физически. Ты за последнее время снился два раза, и оба раза – с эротическим подтекстом. Да, ты говорил, что начинаешь скучать по мне, когда я закрываю за тобой дверь, а я начинаю скучать и тосковать, когда ты встаёшь и одеваешься.

– Так можно днём не только книги смотреть – тебе, вроде бы, свет не мешает – первый раз очень даже днем был.

– Положим, мне свет не очень мешает, но надо и менять обстановку. Первый раз был почти вечером, в сумрачный летний день. На небе были серые тучи, и в самый ответственный момент пошёл дождь, под который я тебя немилосердно выгнала.

Сосновый лес, совсем без подлеска, теплой серединой весны. Рыжие горячие сосны, светло-коричневая хвоя, на которой букетами растут огромные синие с желтой сердцевиной мохнатые колокольчики сон-травы. Медленно поднимающаяся золотая песчаная тропа. Ярко-голубое вымытое небо. Рая, конечно, нет, но если бы он был, то примерно такой – прозрачный и лёгкий. И золото твоей кожи на покрывале или высохшем до тепла пне.

– Какой худший исход ты видишь для наших отношений? Нежная дружба после любви?

– Ох, давай пока не. То есть я много концов вижу – твою усталость от моего отсутствия, пробуждение в тебе тяги к семейной жизни, большую любовь не ко мне – но давай хоть не сейчас об этом говорить, когда я часы до тебя считаю.

– Носить телефон на груди вредно – облучение.

– Тебя и так в сто раз больше облучают.

– Как-то ты бесчувственно об этом пишешь.

– Есть вещи, к которым приходится спокойно. Задавить на улице могут – так что, дома сидеть?

– А сейчас брошенные мною мужики и молодые люди просто одолевают – куда я делась? – как будто обязывалась им писать всю жизнь или объяснять, почему больше писать не хочу. Не зацепило, и всё.

– Продолжаешь сердца разбивать? конечно, больше людей скучных, и которым просто делать нечего, и не обязана ты – но не все они такие – рад очень, что тебе со мной интересно, но замыкать тебя только на себе не хотел бы – но это уж как получится.

– Мог бы ты написать заметку о каком-нибудь французском художнике? Гонорар – натурой от сотрудника. Я ищу материал про Клару Цеткин и Розу Люксембург (мне задали написать едкую статью про основательниц женского движения и историю праздника 8 марта. А едкость не идёт. Люди искренне и серьёзно к этому относились, да и вообще, это уже история).

– Но сама идея женского